Корнилов взял трубку.
– Алло, – нехотя пробормотал он.
– Привет, цыпленочек!
Звонили не ему. Это уже хорошо.
– Привет, курочка, – сказал Корнилов.
– Курочка? Ты никогда не звал меня курочкой.
– За это я должен перед собой извиниться – как и в том случае, когда пошел дождь и я встал под дерево. Его крона защищала меня от воды, но потом дождь кончился, вместо него подул ветер, а я о чем-то задумался и из-под дерева не вышел, не успел. Вот меня и окатило – всей той водой, что не доходила до меня во время дождя. Дождь идет – я сухой. Он кончился – я вымок. После его окончания, но насквозь. А как я тебя звал?
– Ты звал меня Секси.
Похоже, полная дура – если бы вокруг него остались только такие женщины, Корнилову было бы нечего делать в своем теле.
– Привет, Секси.
– Таким ты мне нравишься… Хотя, говоря таким, я бы не смогла объяснить каким именно. Думаешь обо мне?
Ну, не кричать же ей: «Мне нравится тебе нравиться!». Но и откровенность тратить на нее не пристало.
– Всегда, – твердо сказал Корнилов. – Даже спирт разбавить некогда – выпью алюминиевую кружку и пятнадцать минут потом не дышу, думая и помышляя лишь о тебе.
– Туз ты мой… Тебе ведь приятно, когда я так тебя называю? Ну сознайся, ведь приятно?
А леди пусть тушат сигареты в молоке…
– Откуда информация? – спросил Корнилов.
– Как это откуда? – поразилась она. – Ты же сам говорил: «Бога нет, потому что его никогда и не было, а ты зови меня Тузом».
До него здесь жил дебил. И это факт, даже делая скидку на то, что он мог не знать сленга некоторой части блатных, называющих «тузом» анальное отверстие.
– Понятное дело, говорил… – негромко протянул Корнилов. – Как лошади? Как жизнь?
– Как лошади не знаю… не знаю и того, зачем ты об спросил, а жизнь все продолжается – работа, однообразное общение с сослуживцами, вечеринки. Но мне очень не хватает наших игр.
Догадываюсь – не иначе, как что-нибудь вроде смертельных схваток между тщедушными богоборцами и накаченными анаболическими облатками бого-Борцами.
– Так поиграй в них с кем-нибудь еще, – довольно искренне посоветовал Корнилов.
– Все не так просто – здесь любой не подойдет. Меня ведь возбуждают только мужчины в железе.
– Каторжники, что ли?
– Причем тут каторжники? Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю… Твои причиндалы-то не заржавели?
Сейчас это еще не всё, но, по собственной милости забиваясь в угол, Корнилов пренебрежительно забивал на искушение быть в центре.
– Не беспокойся, – сказал он, – они у меня из нержавейки.
Голос