Прошло минут десять. Куда прошло, не понятно. Вероятно, куда надо. Кому надо? Для кого в окопе выросла сакура? Кто уводит меня в волчью тундру? Корнилов почувствовал, что его глаза амбициозно закрываются.
Удачи…
Пуленепробиваемая колесница неслась по огненной пустыне. На ее просмоленных железных бортах языки пламени сочетались законным браком и, при переключении передач обменивались обручальными кольцами. Скулили гризлики, разбегались мымкуны. Рвал волосы Сатанаил Хохмач. Во все встречные уши ветер вдувал благостную весть: «Они ушли! Он и она, вдвоем! Им это удалось!». Погоня их уже не достанет.
«Теперь ты счастлива, родная?»
«Да. И все благодаря тебе, милый. Ты настоящий воин».
«Все, что я сделал, я сделал для тебя. Я..».
Бум! Бум!
«Что это за стук, любимая? Что за лажа?»
«Это стук из реального мира. Из твоего – кому-то нужна твоя помощь. Я не смею тебя задерживать. Страшный грех сие потому что… Прощай, боровичок».
Бум! Бум! Люди, люди – это, наверное, люди. Гады, герои, венцы мироздания -пошатываясь от объективного раздражения, Корнилов пошел открывать.
«Я иду, ползу, спуртую – жаль не пройдет такое, что ты ко мне, я к тебе. Ты ко мне, а меня уже нет» – открыв, Корнилов увидел невысокого старика. Старик, как старик. В ночной рубашке. Посмотревший на Корнилова снизу-вверх, немного помедливший и спросивший:
– У вас есть Тибетская книга мертвых?
Он вопрошает четко, без заимствования специфичного акцента немых, но тут бы захлопали глазами и восковые изображения многочисленных Людовиков, подкармливаемые дворней в течение сорока дней после смерти.
– Какая книга? – переспросил Корнилов.
– Тибетская книга мертвых. Бардо Тхедол.
– Даже так?… Мне приходилось говорить на Земляном валу с одним бездомным увальнем, и он сказал мне: «У нормальных людей есть очень много ценных вещей, но им хотелось бы иметь их еще больше, а у меня нет ничего, но мне и этого достаточно». И когда я назвал его умным человеком, он, недолго думая, ответил: «Да нет, скорее я идиот…». А вы, дедушка, что – из дурдома сбежали? Идите с миром, я вас не выдам.
Корнилов попытался захлопнуть дверь, но старик, оказавшийся на удивление резким, этому воспрепятствовал – ногой. Поставил ее на пути, повелевающе перекрыв сам путь – облить бы его кипятком, разгладить бы лоб утюгом, но Корнилову пока неприятно нагревать его загадочное существо до полного расцвета странности: говори, говори, старик – попрекай меня за ниспосланное тебе безразличие.
– Вы читали эту книгу?
– Я, – ответил Корнилов, – много чего читал. И записанные на ладони телефоны случайных женщин, и крылатые слова идущих