Пахнет в сакле
Теплым хлебом и дымком.
За распахнутым окном —
Дыханье пахот.
Но пустует нынче
Гвоздь над очагом,
Где висит всегда
Хозяйская папаха.
Продубленный ветром бешеным
Вершин
И чабанскими кострами
Опаленный,
Перегон отар
Успешно завершив,
Он спешит домой
С кошары отдаленной.
Только дрогнул руль —
Над логом у реки,
Разгораясь,
Как под пеплом угольки,
Сквозь туман зрачки
Сверкнули на дороге.
Круторогий тур
И толстые сурки
На отроге горном
Мечутся в тревоге.
Напролом летят
Сквозь рощи секачи.
Льются полчища
Тушканчиков, как сели[10].
С легким шелестом,
Что черные ручьи,
Змеи плавно вытекают
Из расселин.
Беззащитный царь природы,
Не взыщи!
Там, где мнимое спокойствие обрящешь,
Ящер кожею
Опасность ощутит,
Щитоморднику подскажет
Каждый хрящик.
На виду аул.
А путник как в бреду.
Непонятное вокруг него творится:
Почему-то смолкли
Птицы вдруг в саду,
Воют псы,
Как будто чувствуя беду,
В степь бредут
С тоскливым ревом буйволицы.
В дом шагнул он,
Но раздался грозный гул.
Люльку в руки —
Но земля взревела глухо.
Прочь! На улицу! —
Но вздыбился аул.
Закачался дом,
Как лодочка, —
И рухнул.
Стала склепом сакля мирная.
Конец!
Но, приняв на плечи
Каменные груды,
Обессиленный,
Израненный отец
Колыбель успел закрыть
Своею грудью.
В лапах бедствия
Хребты хребтов трещат.
Тщетно все,
Когда, фундаменты ощерив,
Гнутся скалы,
Как огромная праща,
Сакли сбрасывая
В черные ущелья.
Все надежды на спасение
Оставь!
Но под ношею
Разрушенного зданья
Он стоит,
Как арка горского моста,
Над ручьем чистейшим
Детского дыханья.
Слышит —
Плачет над развалинами мать,
Только силы не хватает
Отозваться.
Зубы сжать,
Но только ношу удержать!
Умереть и камнем стать,
Но не сдаваться.
А костяк
Под страшной тяжестью хрустит.
Дочь проснулась и заплакала.
– Родная,
Скоро утро,
И тебя должны спасти,
Спи спокойно, моя Айна,
Баю-баю!
Рассветало.
Над рекой туман белел.
Под обломками,
Под грудами щебенки
Отыскали