Темно как в пещере, люди бы посшибали углы. Во всем зале нет ни одного свечного огарка или даже тощей лучинки, только в углу пылает массивный, с нахлобученным глиняным клобуком очаг. Он прикрыт железным забралом, – сквозь щели пыльную темень секут линии отблесков пламени. Ставни распахнуты, в дверной проем и духовые оконца вползает влажный ночной воздух. Со двора тянет стоячей водой, жабами, плесенью, и болотная вонь смешивается с запахами трактира.
Потолок в общем зале высокий, двухскатная крыша покоится на могучих балках распоров. С ее изнанки свисают косматые, похожие на еловые темно-зеленые ветви, усыпанные кругляшами крохотных шишек. На вид они свежие, полные соков, будто вовсе не срезанные, – и сруб трактира вновь представляется живым существом, готовым грузно встряхнуться и на чурбанах ног двинуться в сторону Леса.
Уоллас смотрит на пол, устланный рубленым камышом. Обычные болотные дрыщины. Их меняют каждые несколько дней. И наверху обычный кипарисовый лапник, закопчённый трубочным чадом. И вообще, все здесь обычное.
Размером комната похожа на ту, что держал Том в родном Акенторфе. Уоллас прикидывает: его свободных шагов от стены до стены не меньше двадцати получается. Вширь идти тоже не близко. Справа устроена ниша, в ней вроде как для гостей стойла. От общего зала закутки со столами отделены простыми перильцами и занавесями, с таким же узором, как простынь на входе.
Рядом с очагом имеется стойка. За ней два нарядных работника разливают травяные настройки, грибное пойло для ухарей, да сладко пахнущую бражку из паданцев. На щербатой столешнице уже выставили ряды плошек с лопнувшими посередке орешками.
Простая обстановка лоснится, истертая локтями да задницами, но дерево все еще крепкое. Долго прослужит. От больших, душ на десять столов с длинными лавками тоже тянет запахом кипариса.
Сейчас мебель сдвинута, столы составлены сзади под стенкой. Батраки вымели из центра камыш, на пол набросали свежей земли и хорошо утоптали. Теперь кряхтят, лавки подтаскивают, устраивая их по кругу. Намечается развлечение, – танцы или местные игры.
В дальней части трактира устроились на чурбанах музыканты. Пара стариков собирается налаживать инструмент. Выглядят они любопытно: длинные, до крестца крысиные хвостики кос, глаза с бельмами, лица точно из извести в спешке кромсали. Их кожаные одежды расшиты бляшками и бубенцами, бряцающими при малейшем движении, а инструмента хватит на пяток музыкантов. Тут и многострунные лютни, и трещотки с круглыми бубнами, даже набор дырчатых дудочек, стянутых вроде плота. В ногах стоят бочки, а к ним пристроены бурдюки, таких Уоллас прежде не видел, – из округлых боков торчат узловатые палки свирелей.
Уоллас представляет, как все это может шуметь. Ему уже доводилось слышать эльфийскую музыку. Разбитную, ухабистую плясовую, с пьяными песнями, – и другую, хриплый