Когда отобранные старики и больные остались одни, несколько жандармов с автоматами построили их и повели в сторону под мост. Скоро там послышались автоматные очереди. В ответ вся колонна откликнулась горестными вскриками и рыданиями. Но было поздно и совершенно непонятно, за что казнили этих несчастных. Возможно, и вовсе без причины, просто таков был жестокий приказ, или там, куда они направлялись, для всех не хватало места, и каратели избавлялись от лишних прямо по пути…
Юденратовцы ещё громче закричали просительно:
– Поплотнее, пожалуйста, поплотнее! Осталось уже совсем немного! Скоро уже придём! Плотнее!
По правую руку вскоре открылась большая двухэтажная постройка голубого цвета. Марьяся и Хая отлично знали это место. Оно называлось Голубая Дача, раньше они ходили сюда погулять, потому что вокруг был старый живописный парк, приятное место, любимая зона отдыха горожан. Само здание давным-давно, ещё до революции, принадлежало местному исправнику, и когда-то было действительно его дачей. Потом оно перешло к государству, и некоторое время сдавалось как гостиница желающим, а последнее время и вовсе было заброшено.
Сюда и повернула основная часть колонны. Остальных направили по другую сторону дороги в заблаговременно освобождённые немцами от местных жителей дома. Всё вокруг было обтянуто колючей проволокой и больше напоминало тюрьму. Гетто! По помещениям людей разводили юденратовцы. Заняв лучшие комнаты для себя, они наталкивали в маленькие живопырки по несколько десятков человек. При этом в здании не было вообще никаких условий быта. Надвигалась осень, но несчастные люди спали на полу, жили впроголодь и быстро поняли, что дальше будет только хуже.
Марьяся после потери мужа сильно изменилась. Она ушла в себя и внешне ничем не проявляла горя. Но внутри у неё всё сжалось и болело. Только стала молчаливой и подолгу смотрела через окно Голубой Дачи невидящим воспалённым взглядом во двор. Ей всё время вспоминались слова несчастного Лейбы.
«Давай уедем?». Так он мне сказал тогда? И что на это ответила я? А невестка, Хася, ведь она не оставила мне детей! Увезла их. Господи, а я так молила её не брать внуков в эвакуацию! Что бы я наделала – сейчас все они были бы здесь?!» – горестно размышляла Марьяся.
Первое время, пока ещё разрешали, она иногда выходила в город, выменивая в соседних домах еду на вещи. Но охрана скоро запретила покидать территорию Дачи. Наступил голод, и оставалось лишь ждать развязки. Вскоре она наступила…
Было 6 сентября 1941 года.
«Неужели с момента, когда