– Ты, – я мгновенно потемнела лицом, стоило заметить подкравшегося ко мне. Стало быть, он приехал ни свет ни заря, а паршивец Клауд счет забавным не сообщить мне об этом. То-то около спальни ошивался: о Нимэле рассказал, а о главной «кости в горле» умолчал. – Что за фокусы?
Я правда была редкостной дрянью, когда дело касалось уважения к членам моей семьи, и в связи с этим утаивать свое отношение я не стремилась никогда, как бы сильно мне потом ни доставалось от нянечки.
– Прости, Аристалексис. Это я велел не говорить о своем приезде, – как ни в чем не бывало бодро извинился отец. – Почему бы нам не присесть? – и направился прямо в беседку.
– Я говорила не о твоем сотрудничестве с этой крысой, – хмыкнула я, копируя действия правителя и оказываясь на мягком стуле. – Я? Сивилла Фараханы? Ты, верно, шутишь.
Усмешка коснулась моих губ, и я совершенно отдалась предстоящим разбирательствам. Место, на которое я была усажена, – слишком ценно для королевства, чтобы быть отданным мне. Мои волосы даже отдаленно не напоминают белоснежные локоны главного божества, а напротив – они чернее ночи. И догадка о том, что во всей этой истории есть второе дно, не дает мне покоя.
– Вовсе не шучу. Ты – сивилла Фараханы, – образ короля пропитан величественным самообладанием.
– Ненастоящая.
– Настоящая.
Не унимались ни я, ни он. Титул и правда мой: я самая настоящая сивилла лунного бога, но отец прекрасно понимает, что я хочу услышать.
В беседку подали чай.
– Я – не та, которая должна была быть, – уверенно сказала я и добилась своего.
– Если ты считаешь, что я обманом усадил тебя на это место вместо другого своего ребенка, то это не так, – рассмеялся он. – Ты – единственная, кому по праву принадлежит дворец Исчезающей Луны, и это легко проверить. В День Единения.
Одиннадцатый день каждого месяца считается святым для верующих в лунного бога, а все потому, что он наполнен мистикой и разного рода чудесами. Некоторые служители храмов Фараханы утверждали, что слышали его голос, отвечающий на мучащие их вопросы. Его Величество сейчас открыто намекало, что, раз я священная «жена», то непременно сумею напрямую спросить у своего «мужа», подлинная ли я. Вот только в общение с божеством я всегда верила неохотно.
– Ах да, это, – без удовольствия согласилась я, обводя взглядом благоухающие в тени деревьев цветы. И внезапно вспомнила о собственном Цветке. – Скажи, связана ли спешка с моим становлением сивиллой с тем, что принц Дали теперь в моем гареме?
– Связана. Очень тесно, – хитрые глаза отца скользнули по мне. – Ты ведь понимаешь, что я не позволю его отослать?
Разумеется,