Он любил меня так же сильно, как сильно держался за свой трон и унаследованную империю.
Ещё я знала, что таких всепоглощающих чувств он никогда не будет испытывать к Агате – она оставалась в моей тени, хотя заслуживала бо́льшего.
Я была уверена в своих действиях. Видела свою следующую жизнь и шла к ней, в надежде исправить ошибку. Но Герман не желал отпускать меня из сетей этой жизни. Я всё ещё была наказана этими страданиями.
Что ж, вполне заслуженно.
Глава 3. Ночь перед казнью
Я чувствовала ледяное дыхание бездны в спину. Эта жизнь подходила к концу, а я не испытывала страха. Ведь я уже умирала в прошлой жизни. И возвращалась. И вернусь снова.
Тишину, к которой привыкли мои уши и сознание, разрушили чьи-то шаги. Сначала я решила, что несут еду, но не услышала мыслей того, кто приближался. А это мог быть только один человек…
Впервые за два месяца тяжёлая дверь со скрипом отворилась. Темнота, к которой привыкли мои глаза, расступилась, и я увидела Германа – мой любимый мужчина смотрел на меня пустым взглядом, его плечи осунулись, волосы поблёкли, спадая грязными прядями на лицо. Он как будто вернулся с боя… Я услышала звук разбитого стекла – это разлетелось на осколки моё сердце.
Я расправила плечи, как будто обретая крылья, нарушая тишину между нами взволнованным дыханием.
Герман сделал шаг в мою темницу, дверь за ним затворилась. Я выдержала его суровый, но мрачный взгляд, он давил на меня молчанием, но когда начал говорить, его голос дрогнул:
– Зачем ты так поступаешь со мной, Зои? – стиснув зубы, прохрипел он. – Ты же знаешь, я не смогу без тебя.
Знала. С опущенной головой я медленно и неуверенно подошла к нему, уткнулась лбом в грудь. Напряглась: боялась, что оттолкнёт. Не оттолкнул, но и не обнял. Так и замер с опущенными вдоль тела руками, ослабленный моей любовью сильный мужчина.
– Ты ведь не хотела убивать нашего сына? – прошептал надо мной он. Его голос обволакивал меня в те объятия, в которые не принимали руки. И только сейчас я осознала, что он больше не зовёт меня «вы». Он потерял ко мне уважение: я слишком глубоко ранила его.
– Хотела… – выдохнула я. Пусть он ещё больше возненавидит меня!
Но он только сильнее любил. Прижал меня к себе с такой яростью, и с такой любовью. Мои кости захрустели, и я не смогла сдержать стон. Такой сладостный стон от такой желанной боли.
Моё тело за последние два месяца очень исхудало. Кости были покрыты тонкой серебристой кожей. Кожа, в свою очередь, скрывалась лишь за белой рубашкой.
Герман одним резким движением сдёрнул с меня эту рубашку, она грязными лоскутами сползла с плеч к ногам. Я предстала перед ним полностью нагая. И такая холодная: во мне больше не бурлила жизнь. Я сама в себе её убивала.
Однако