Повергнуть современников (как своих, так и чужих) в шок, ужас, вызвать удивление и потрясение – сверхзадача царя-реформатора, которую он решал грубо, но зримо и во всех отношениях успешно, в том числе и в психологическом отношении, манипулируя общественным мнением России и Европы, в чём ему активно помогали Феофан Прокопович и небольшой круг единомышленников, напористых и честолюбивых, удачливых и дерзких – на их стороне оказались не только фортуна, но и поступательный ход истории. Время работало на них, а они, как бы соревнуясь с ним, «торопили» его.
Т.В. Саськова пишет о «господстве классицистско-барочной парадигмы в первой половине столетия, в момент складывания и утверждения секуляризованной культуры»[234].
Однако предклассицизм возникает в первые десятилетия XVIII столетия на стыке барочной и классицистической парадигмы, он и есть барочно-классицистический симбиоз, только логика его генезиса и эволюции заключается в том, что культура барокко уступала своё место классицистической культуре: социально-историческая почва абсолютной монархии Петра I взращивала эстетику и этику новой культуры.
Ю.И. Минералов считает учение о подражании в «Поэтике» Феофана Прокоповича сложившейся, «даже внутренне завершённой и глубокой филологической концепцией» в русском барокко, а «одним из последних (по хронологии) художников русского барокко» называет А.Д. Кантемира; исследователь убеждён, что до 1740-х годов никакого классицизма не было: «В XVIII веке были бесспорные или почти бесспорные барочники и такие же классицисты, но были писатели, о принадлежности которых туда или сюда можно дискутировать до бесконечности, ибо их творчество полностью не укладывается в схему». К таковым он относит B. К. Тредиаковского и М.В. Ломоносова, а основоположником русского классицизма считает А.П. Сумарокова[235].
Ясность, разумность, целесообразность, полезность становятся не просто символами эпохи, но и этико-эстетической основой литературной культуры первой трети XVIII в. Прибавим гражданственность и особый, мы бы сказали, петровского толка, патриотизм. Вот из каких краеугольных камней складывалась концепция человека и бытия петровского времени. Личность должна стать вровень со временем грандиозных перемен, нет места рефлексии, ужасу, кошмарам, не должно помнить о смерти – ей нужно противостоять; загробная жизнь не страшна и не пугает – антитезой ей служит радость деятельного бытия. Жизнь – борьба, битва, человек может всё; следуют отказ от архаики (образ старой Руси отживает и дряхлеет) и устремлённость вперёд к новому, пусть и трудному новому, но лучшему. Недаром антитезы «свет – тьма», «ныне – прежде» стали знаковыми в эстетике Петровской эпохи. Мистико-религиозные фантазии, уход в религиозную экзальтацию, столь свойственные культуре барокко, уступили место торжеству разума, празднику жизни. Поэтому несостоятельны утверждения