Но оно было быстрей.
А ему так хотелось не отстать. Но не было сил. А оно уходило. Оно звало за собой.
И так было, так оставалось и так осталось…
Так было и сегодня.
Только теперь с ним была Анжела, сама, как летнее утро, обещающая вечность, зовущая остаться в ней, как в утре. И надо было не упустить её, не дать ей уйти поутру, как утру. И снова в тревоге готов был идти, бежать куда угодно и сколько угодно, лишь только бы не остаться одному, не потерять Анжелу, как то самое долгожданное превращение летнего утра в женщину – жар-птицу, которой суждено не уйти, а остаться с ним вечно…
– Неужели, действительно, наступило утро? – сливая радость и сожаление в одном вопросе, поднялся Олег. – Не могло подождать ещё хотя бы часок.
– Да, посмотри в окно. Настоящее летнее утро. Тихое и спокойное, словно обещающее что-то праздничное и красивое, – прибирая диван, сияла и лицом и ещё не одетым телом Анжела.
– Мы провели такую чудную ночь, и я думаю, что утро просто не имеет права быть хуже. Тем более, что их теперь у меня два.
– Как это два?
– А так. Одно пришло и уйдёт, а другое. Я ни за что не отпущу от себя, – притягивал к себе упругую будоражащую и вновь возбуждающую желания женщину, по сути, ещё и не познавшую любовного усмирения.
– Ну, это мы ещё посмотрим на твоё поведение, – отшучивалась Анжела, выскальзывая из его рук, но опять попадая в обжигающий капкан объятий.
– Разве этой ночью оно было плохим?
– Дерзким, я бы сказала, чересчур дерзким. Это хорошо, что была ночь, и мало кто видел дерзость гладиатора, притворившегося рабом. Хорош раб – боец ВСэСэО! ЭМГэУ! У-у-у! Э-э-эфиоп!
– Но тогда уж тот, «Мало кто», не мог бы не заметить и некой царицы, мучившей бедного раба.
– Ах ты, несчастный раб! Теперь уже точно не сносить тебе головы!
– Сладкая моя, да не голова ж виновна, а сердце. А оно уже не моё, а твоё.
– Сердце сердцем, а голову всё же надо на плечах держать. А я вижу, что и её там уже нет.
– Что, правда, то, правда. Но и здесь не моя вина. Сердце моё ты забрала ещё тогда, на празднике, когда неземной царицей садилась в машину, пытаясь исчезнуть от меня. А когда ты взошла на дамбу как на трон, голова моя покатилась кругом, да таким, что я и не помню «ох, где был я вчера!»
– Так ли уж и не помнишь? Ещё, может быть, скажешь, что и повторить не прочь? А-а-а?
– Повторение – мать учения. Говорили мне в школе.
– Хорошая же у вас школа была. Что там всех этому учили?
– Тоже не помню. Последнее время память совсем слабая стала. Где позавтракал, туда и ужинать приду… А знаешь, Анжела, – игриво – серьёзно, продолжал Олег, – ты ведь моя первая женщина. Ну, с которой я провёл всю ночь. Но я хочу, чтобы ты была и первой, с которой я проведу