– Я приобрел эту привычку за границей, и, боюсь, она уже не изменится. Надеюсь, вы не против. В любом случае, если у вас есть свободная минутка, мне бы хотелось сесть и посмотреть, как вы распланировали курс обучения. – Эшленд показал на кресло у письменного стола и обошел стол кругом, чтобы занять свое место. Несмотря на свои габариты, двигался он, как африканская кошка. Как леопард в Берлинском зоопарке, бесшумно и быстро расхаживавший по своей клетке с неутомимой грацией. – Кстати, герцог Олимпия очень высоко вас отрекомендовал. Вы приехали от него?
Эмили устроилась в кресле и подавила порыв потрогать бакенбарды. Кожа под ними немилосердно чесалась. Эшленд смотрел на нее – с этим своим красивым изуродованным лицом, своим бесстрастным лицом, и нервы ее натянулись до предела. Держись как можно ближе к истине, инструктировал ее Олимпия.
– Да, сэр. Имею честь сообщить вашей светлости, что всего два дня назад он находился в превосходном здравии.
– Счастлив это слышать. А вы удачливый молодой человек, раз имеете такого патрона.
– Да, сэр. Мы в родстве по материнской линии.
– Его светлость заботится о своих, – заметил Эшленд. Его руки – его рука – лежала на коленях. Обостренным восприятием Эмили почувствовала, что под его спокойствием кроется некоторое напряжение.
– Он очень добр. – Эмили сцепила руки.
– Добр. Да. – Под черной повязкой герцога дернулся мускул, словно он сдерживал улыбку. – Я вовсе не состою с ним в кровном родстве, тем не менее он с почти отеческой заботой присматривает за моими интересами в Лондоне. Думаю, ему нравится эта роль. Осмелюсь сказать, в древние времена он получил бы королевство.
Эмили улыбнулась, представив себе Олимпию на троне, дарящего благосклонности и замышляющего военные кампании.
– Я вижу, вы его неплохо знаете. А как вы познакомились?
Эшленд, не отвечая, изучал ее лицо, и Эмили с запозданием сообразила, что вопрос этот невозможно личный, вовсе не из тех вопросов, какие учитель может задать своему нанимателю. Она уже забылась. К щекам прилила кровь, их защипало.
– О, по обычным каналам, – все же ответил Эшленд, поднял левую руку и небрежно взмахнул ею. – Он проявил ко мне интерес в самом начале моей карьеры, когда я был еще простым лейтенантом гвардии. Но мы отвлеклись от темы. Экзамены, как вы помните, состоятся всего через пять месяцев, и хотя я должен признать, что его милость даже чересчур умен, сомневаюсь, что один ум сумеет убедить почтенных профессоров принять его в таком юном возрасте.
Эмили взяла себя в руки. Голос негромкий, спокойный. «Переселись в Гримсби. Стань Гримсби».
– Если мне позволено будет спросить, ваша светлость, почему, собственно, он пытается поступить так рано? Разве не больше пользы принесет ему еще годик-другой домашнего обучения перед университетом?
Эшленд разгладил страницу в кожаном гроссбухе.
– Это идея моего сына, мистер Гримсби. Полагаю, он хочет сбежать.
– Сбежать, сэр?
Эшленд