– Фредерик, дорогой мой мальчик. Мы все сегодня вечером пережили много неприятностей. Мне кажется, кто-то должен за это ответить, а тебе? – Эшленд проговорил все это шелковым голосом, чуть повысив интонацию на последнем слове и превратив этим сказанное в вопрос, которого на самом деле не задавал. Эмили услышала негромкие хлопки, словно кто-то в нетерпении шлепал перчатками по ладони.
Она не решалась взглянуть на Фредди. Впрочем, она бы все равно его толком не разглядела, потому что луна снова скрылась за облаком. Но, несмотря на вой ветра, она услышала, как он сглотнул, и сердце ее сочувственно сжалось.
– Да, сэр, – покорно отозвался Фредди.
– На сегодня все, мистер Гримсби, – сказал герцог Эшленд.
Дворецкий отступил в сторону, гравий под его ногами многозначительно захрустел. Эмили повернулась и стала подниматься вверх по ступеням в сторону золотистого света, струившегося из холла. В Эшленд-Эбби.
Герцог Эшленд дождался, когда затихнут на лестнице шаги его сына, и позволил себе улыбнуться краешком губ.
Ну что ж, в конце концов вечер получился весьма занимательным. Нельзя отрицать, что время от времени ему необходимо слегка встряхнуться. В горле пророкотал смешок, стоило Эшленду вспомнить бедолагу мистера Гримсби – глаза расширены, бакенбарды трепещут, изящный кулачок ученого мужа притиснут к боку, а в другой руке воинственно торчит куриная ножка. Но характер у него есть. Гримсби подверг опасности себя, чтобы спасти Фредди, и больше Эшленду ничего о нем знать не нужно.
Он вышел из-за стола. На шкафчике у окна манил к себе поднос с одним пустым бокалом и тремя хрустальными графинами: с шерри, с бренди и с портвейном. В правой руке Эшленда, той самой, которой давно не существовало, запульсировало от вожделения.
Он мерными шагами пересек кабинет, взял левой рукой графин с шерри и наполнил бокал почти до краев. Единственный бокал спиртного каждый вечер – это все, что он себе позволял. Чуть больше, и он уже не сможет остановиться.
Первый глоток потек по горлу, приятно обжигая. Ноздри и губы трепетали, учуяв знакомый аромат и вкус – вкус облегчения. Эшленд закрыл глаза и впился пальцами в рифленые ромбы узора на бокале. Пусть шерри растечется по телу, наполнив все его пересохшие, ноющие трещины. Правая сторона лица расслаблялась, пульсация в отсутствующей руке ослабевала.
Как на него поначалу смотрел этот Гримсби. Эшленд почти забыл, какой эффект оказывает на непривычный глаз его изуродованное лицо. Сколько же это прошло времени с тех пор, как он встречался с совершенным незнакомцем, с человеком, не подготовленным заранее к этому уродству? Впрочем, Гримсби пришел в себя за долю секунды и держался вежливо. Отлично воспитан этот юноша. Возле кареты он не отводил глаза в сторону, не смотрел ни на землю, ни на свои руки, ни на поля шляпы Эшленда. Еще одно очко в пользу молодого человека. Очень может быть, что он подойдет. В конце концов всего каких-то несколько месяцев. Только несколько месяцев до экзаменов Фредди в Оксфорд, и Эшленду больше не придется заниматься поисками домашних учителей