– Нет, не об этом.
– В…врешь, – стразу отрезала Рыжая, скривившись. Настолько сразу, насколько могла заикаясь. – Или ты хотел бы пригласить ее к своему д…дяде? Познакомить с мамой оккультисткой?
– Просто мараю бумагу. Могу, если хочешь, начать рисовать символы плодородия. Настроение такое – порисовать чего-нибудь.
– Каждому свое, Л…лемов. Тот д…дом…
– Я и с первого раза все понял, спасибо.
Дом, как узнала Рыжая у отца, принадлежал какому-то чиновнику с юга. Сейчас городской совет был в процессе обсуждения нового закона, позволяющего признавать колдунов виновными во всех грехах заочно, поэтому многих участников больших заседаний созывали со всех окрестных земель. Без Рыжей он и не узнал бы в свое время, что, оказывается, заседаний бывает целых три вида, и если небольшие вопросы совет решает малым составом, то крупные требуют участия целой толпы – кучи неких, никому неинтересных людей. Совету, наверное, виднее, если они хотят повесить всех, кто попал под раздачу какого-то там древнего бога. Они ведь, в конце концов, самые уважаемые люди города. Хотя дядя всегда твердо учил Лемова, что они лишь набитые кошелки, владеющие фабриками, а не мудрецы и благодетели.
– Я помню, Рыжая: нельзя связывается с богатеями.
– Сам ты рыжий!
Прозвище ей не нравилось. А еще она любит кидаться обидами в ответ, и даже перестает заикаться, иногда, когда злится. Но назвать Лемова рыжим, что назвать ночь красной. Он был черноволосым, круглолицым и зеленоглазым, при этом ему часто говорили, что у него тяжелый, полупустой взгляд, навевающий скуку. Лемов не считал себя веселым человеком, он почти никогда не смеялся, а из-за слов о взгляде, старался реже смотреть людям в глаза. Он предпочитал держать свои мысли при себе, но получалось это не всегда. Люди обычно обижались, когда он говорил то, что думает.
– Пойми ты, это мечта меня подхватила. Это не из тех мечтаний, что должны непременно сбыться. Это такая мечта, вроде как: «а что если бы все сложилось так и эдак», – пояснял Лемов. Он замечал, что ему плохо удается объяснять свои чувства. Кроме Рыжей, его мало кто понимал. – Была бы у меня такая девушка… вот… но этого не будет.
– Ладно, ты не такой уж и д…дурак, – сообщила ему Рыжая. – Но марать бумагу хватит! Нарисовал тут эту п…пучеглазую жабу, а не д…девушку совсем. А бумаги и так мало осталось!
Она отобрала листы и теперь оставалось только сидеть без дела. За окном начинал моросить дождь – хороший повод задержаться. Не идти же домой под дождем? Но Лемов любил дождь, было в нем какое-то мистическое очарование. Во время дождя, от которого все бежали, как от пожара, человек, идущий по улице ровно и спокойно, принимая на себя все капли, долетающие до него, такой человек мог почувствовать себя всесильным, пусть всего лишь на мгновение. И все же не стоило мокнуть зря. Если дождь затянется, можно будет сказать, что выбора не было и пришлось