– Твой друг сказал мне, что ты знаешь о колдунах… Можешь рассказать мне, пожалуйста?
– Ты по-правде решила, что в магазине к…консервов тебе расскажут о колдунах?
Теперь Анна молча швырялась испуганными взглядами. Может, ее напугало, что она пришла зря?
– Я могу немного заплатить, – вдруг предложила Анна. – Поймите, я убежала из дома, это не так-то просто. Мой папа он… очень боится. Кое-что случилось. У вас тут тоже такое происходит! Он сказал мне, ты читала книги и хоть что-то можешь подсказать! – она кивком указала на Лемова.
– Читала.
Конечно, читала, причем исключительно старые и странные книжки. Ящик консервов за потрепанную книжку – хорошая сделка. Так Лемов познакомился с Рыжей. Она попросила одинокого паренька помочь дотащить ящик втайне от отца, чтобы тот потом думал, что обсчитался. С тех пор таскать тяжести для этой семьи стало уже в порядке вещей.
– Расскажи мне, очень прошу! Знаю это, наверное, легенды или… я с ума так сойду! Есть ли какой-то способ справиться с этим?.. Моя семья очень напугана!
– Так это с тобой случилось? Ты у нас к…колдунья?
– Точно не знаю… наверное, – она кивнула, медленно.
Надо бы удивиться, но Лемов за последние дни сам уже пришел к этой мысли. Зачем бы она еще спрашивала его об этом? Да еще и первого встречного, совсем, видимо, отчаялась.
– Что ты ей рассказал?! – необычно резко спросила Рыжая.
– Все, наверное.
– Ты н…наивный, Лемов! Думаешь, знаешь все?
– Может быть.
– Может быть, знаешь все или н…наивный?
– Что-то из этого.
Такая манера вести беседы была нормальной в этих стенах. Но новенькую это малость выводило из равновесия, в котором она и изначально не пребывала в полной мере.
– Иди с…с…сюда, – Рыжая занервничала, подзывая гостью к полке с висящей лампой. Здесь были припрятаны книги.
Самая любимая книга Рыжей была заботливо завернута в тряпочку. Не очень толстая, без иллюстраций, что, должно быть, говорило о серьезности автора. Того звали по-иностранному – Маньюэ, но Рыжая произнести его фамилию не могла и звала его Марнэ или как-то так. Читать книгу будет долгим делом, стоило все объяснить своими словами. Впрочем, книгу она достала наверняка просто по привычке, а может, как подкрепляющий аргумент.
– Р…ры…рассказывай ей, я б…буду листать, если что, – когда заикание становилось проблемой, Рыжая просила его о помощи. Пару раз даже в разговоре с собственной матерью, и, когда он «помогал» ей, на лице мамаши появлялось худшее выражение из всех – умиленное. Обычно Рыжая застревала на какой-то букве и ее лицо искажалось, будто речь доставляла ей мучение.
Помимо книги, Рыжая вытащила сложенную картинку на отдельном листе, вырванную откуда-то еще, и развернула ее перед Анной. На картинке было изображено лицо с четырнадцатью