В углу комнаты, рядом с двумя зеркалами высотой восемь футов каждое, рядом с газовым камином, стояли два плетеных стула, чучело крокодила набитое соломой, и небольшое необитое кресло из еловых досок… Подоконники были заставлены цветочными горшками с цветущими кактусами, и китайскими вазами с букетами фиалок, на одном из которых – фигурка попугая, темно-зеленая, инкрустированная бриллиантами, рубинами и изумрудами, привезенная, когда то из Индии, из Хайдарабада… На полу, холодном деревянном полу, цветом живого коралла, прямо посередине, напротив дискового телефона, обмотанного множество раз тряпичной изолентой, декоративных персидских подушек из яркого иката, небрежно валялась на своем кнопочном брюхе, перевернутая вверх ногами, пишущая машинка «Ундервуд», с зажеванной в ней черновой рукописью «Моя Борьба», за авторством Адольфа Гитлера …
Я осторожно встал, подойдя к зеркалам, откуда на меня смотрело старое, злое и истощенное лицо; широкая и густая борода а-ля Джеймс Харден, немного растрепанная и небрежная, как ветхозаветное благочестие; аккуратная прическа в стиле молодого Дельвеккио, горчичного цвета кардиган Кобейна, купленный на «иБэй»; две тонкие линии бесцветных татуировок: апостол Петр и апостол Павел, вытатуированные древне валлийским шрифтом, у основания большого пальца руки… Свинцовая тень, которая борется с депрессией, травмами и токсикоманией, плотно сидящая на мефедроне …
– Ваш адрес, милостивый сударь!!! Я презираю, Вас!!! – бросаю в скриншот своего отблеска, поднося хрустальный графин с малагой ко рту.
Кто я сейчас? Беглый рекрут? Контрабандист? Сын польского революционера? Декадент контркультуры пост-диссидентства?!!
Моя комната – моя территория… моя Масаи-Мара; абсолютно черный квадрат Малевича, блэкаут Нового Мира; лабиринт галерей и подземных коридоров высеченных эффектом плацебо под уступом скалы …
Розовый свет бил из-за стекла закрытой двери, неоновой голограммой Виртуального Президента, который, прощался по Скайпу с экипажем подводного крейсера «Курск», в образе Мохаммеда Резы Пехлеви; по радио играла тоскливая и нудная музыка по заявкам, как будто, звонившие туда старики, заказывали себе pre-order заупокойной мессы …
Я делаю глоток виноградного вина, засовывая в рот леденец «Монпансье», пытаясь раскусить …
– Театр закрывается, нас всех тошнит, Гийом.
Огрызается маисовый Хрущев, через стекла пенсне, оглядывая пустоту