Винтажный шерстяной ветер, выл за большим пластмассовым окном, словно плеть; холодный непричесанный дождь бился, раненой птицей, в капсульные стекла; по серой стали неба скользил аэроплан, казавшийся, с геометрии этого окна, размером с кукурузное зерно… неба, словно тёрн отливающий кобальтовой синью; анемометр, висевший в тишине стен, показывал аномальную скорость разозлившегося урагана; и Оранжевый уровень опасности – мозаичной вуалью спятившей вселенной, реконструировал серотонин Бога на невзошедшем ВИЧ-инфицированном солнце …
Пляжный дом по Дайк-роуд (на расстоянии одной мили от пляжа, прямо по соседству с Ником Кейвом), в четырех лье от столицы, старый картонный дом, дрожал от прикосновений сильного аквилона и косохлеста (хлещущего как-то криво, в дверь), словно бесхитростные бамбуковые хибары суданского племени нуба, неестественно скрючившись под тяжестью свинца эмпирея… Ощущение, было такое, будто кусок льда положили на сердце… и, я курил стены этого дома, словно крэк, пропуская сквозь свои метафизические легкие его затхлость и ушедшие в Тлалокан души индейцев Каяпо; выпуская наружу мягкий табачный дым горевших лесов Амазонии – пеленой старых колумбийских узоров, танцующих кружевом просроченного молока в сжатых частицах воздуха; редизайном IIWW… выедая старый войлок из этих футуристических стен; и, колокола опустевшего католического собора за этими пластмассовыми окнами, звонили Sanctus, оплакивая психею умирающего мира; corpus debile мира …
Бог поцеловал меня в лоб, так, как целует просвещенный садху лежащего на погребальном гхате околокриминального сикха, выводя на моих искусственных венах многослойный код из жидкой пластмассы: CRYVKILLJEWS; и эротичное эхо Годивы, грациозно скакало на лошади, обнаженное, по улицам Ковентри, в ситце своего благочестия, во власти инстаграма, под транквилизаторами …
Кукурузный Хрущев, размером с ресничного геккона бананоеда, сидевший в челюсти кита, в углу комнаты, вскрывал свою пережатую жгутом трахею непальским ножом кукри, и воскресал – вновь, там – оловянным солдатом терракотовой армии, отрешенно бросая в пространство:
– Все, что ты знаешь, создала ложь, Гийом. Что нужно сделать, чтобы изменить мир, где тебе будет ок? Все – это тотальная ебля трупов, моральное разложение общества …
Он страдал эпилепсией – мучительно долго и довольно давно… с отвисшей нижней губой и гноящимися глазами; пугливо выглядывал из консервированной банки томатного супа «Кэмпбелл», напевая забытую роялистскую песенку; безразлично отводя глаза, с казавшимися замедленными движениями, смотря куда-то вдаль невидимыми глазами …
Я любил писать письма, «катал» по нескольку штук в день: Дэвиду Берковицу; Джеффри Дамеру и Майклу Райану… «До востребования», тюрьма Аттика, Нью-Йорк; и Грете Тунберг, в Стокгольм; довольно редкое качество для людей XXI века… Почти всегда заканчивая свои постироничные трехстишья своей фирменной подписью:
гедонист,