Порог греха. Юрий Францевич Курц

избы, две небольших полки – одну с посудой, другую с рядком книг, останавливает глаза на небольшом портрете первого секретаря ЦК КПСС, председателя Совета Министров СССР Н.Хрущёва, вырезанного из газеты и помещенного в рамку.

      – Года два, пожалуй, – Афанасий черпает поварешкой из кастрюли, разливает мясной навар по мискам. – Не любишь ты меня, Катерина.

      – А за что тебя любить. Время идёт, а ты никак не разбогатеешь.

      – А знашь почему? В карты с государством играть не умею. Никак масть не выпадат. Козыри не идут.

      – Не-ет, – смеётся Катерина, – не тому богу молишься.

      – В стране нашей вера Дунькина, – Афанасий соображает о ком идёт речь, – хошь не хошь, а молись как скажут.

      – Смело отвечаешь.

      – Тебя бояться прикажешь?

      – Всех надо бояться. Так вернее.

      – Я своё отбоялся. Можешь на меня настрочить.

      – Дурак ты, – вдруг обижается Катерина, сожалея о том, что невзначай затронула эту больную тему.

      – Вот-вот, – находится Афанасий, – с дурака-то ничего и не возьмешь.

      – Хватит, Афоня. Давай сменим пластинку.

      Афанасий ставит на стол большую алюминиевую миску, наполненную с верхом кусками мяса.

      – Ну, под такой закусон, да с такими дорогими гостями и водочки дарбалызнуть не грешно.

      Он разливает водку в кружки – свою и Катерины.

      – Тебе, – обращается к Алесю, – кумекаю, ещё рановато. Ты ешь давай.

      Чокаются, останавливают дыхание. Правая рука Афанасия, в которой он держит кружку, на миг замирает и Алесь видит синюю наколку на тыльной стороне ладони: скрещенные сабли, на перекрестии – лучи восходящего солнца, уходящие концами на пальцы и венчающиеся маленькими звёздочками.

      – Дядя Афоня, – не сдерживается Алесь, – вы в тюрьме сидели?

      Афанасий даже дёргается от неожиданности.

      – С чего ты взял?

      – Да вот на руке у вас.

      – А-а-а! – догадывается Афанасий. – Колются, сынок, не токмо в тюряге, но и в армии, быват и в школах по баловству.