Я вожу зеркалом туда-сюда. Поворачиваюсь, чтобы свет падал с разных углов. Все без толку. Кожа гладкая и чистая, ни единой неровности. Я как манекен на витрине.
Мама стучится в дверь ванной. Звучит обеспокоенный голос:
– Ты там нормально?
Я открываю и говорю:
– Смотри мне на спину.
Она непонимающе смотрит.
– Видишь? – спрашиваю.
– Ну да. В смысле, нет. Что видеть-то?
– Ну там же шрамы были, я на бутылку упала!
Мама кивает растерянно:
– Точно. Ты что-то сделала? Крем какой-то специальный?
Вид у нее искренне недоумевающий, но при этом слегка отстраненный. Мама удивлена исчезновением шрамов, однако не видит в этом ничего особенного. Я натягиваю футболку и спрашиваю:
– Мам, а что произошло двадцать лет назад?
– С кем?
– С детьми, которые исчезли. Как мы.
– Не знаю. Я не жила здесь двадцать лет назад.
– Серьезно? Ты не рассказывала.
– Я в другом городе родилась и выросла. Потом познакомилась с твоим отцом и переехала к нему сюда, мои родители купили для нас эту квартиру. Это было лет семнадцать назад, как раз за год до твоего рождения.
Мама грустно вздыхает и продолжает:
– Я думала, что буду тут жить счастливо с твоим папой. А потом забеременела, и он тут же уехал. Убежал.
– Это как-то странно.
– Он сказал, что у него не должно быть детей. Сказал, надо сделать аборт. А я отказалась.
– Разве не лучше было оставить мужа, а не ребенка?
Мама улыбается и гладит меня по волосам:
– Как же я могла убить мою любимую доченьку?
– А почему он этого хотел?
– Мужчины боятся детей, знаешь ли. Особенно мужчины, которым чуть за двадцать. Они сами еще дети, а тут на них ответственность взваливают. А твой отец, дурак он просто. Я бы на него никакую ответственность не стала взваливать, сама бы тебя растила и воспитывала. Ему бы просто рядом быть, но нет.
Мама мало рассказывала про отца, поэтому сейчас я слушаю очень внимательно.
– Боятся детей, но ведь не настолько, чтоб прям из города убегать, – говорю. – Тут какие-то другие причины должны быть.
– Может, и другие, – не спорит мама. Она никогда со мной не спорит. – Но откуда теперь узнать?
– А почему ты сразу не узнала?
– Обижена была и расстроена. Когда ты обижена, редко бывает желание вникать во все нюансы. Хочется послать всех. Хочется, чтоб все отвалили.
Это очень грустно, когда люди вот так расстаются и больше не встречаются, так и не вникнув во все нюансы. Обидишься так на кого-нибудь, пошлешь его, а потом живешь всю жизнь одна с дочерью, и сама не знаешь, почему.
– А я с Максом Багровым сегодня пойду гулять, – говорю, чтобы сменить тему. Грусть сидит где-то внутри тяжелым серым камнем, и его очень хочется выбросить.
– Это красавчик, про которого ты говорила?
– Да, он.
– Так это свидание?