Всех, кого должен ты любить,
Уж лучше загодя убить.
Чтобы они, весь свет любя,
Опять не предали б тебя.
И тут кто-то – хлыстом – жиганул его поперек тела.
Гвозди не лезли сперва в ладонь, потом в крест: гнулись.
Кровь заливала ему глаза.
И все же увидел он прокуратора.
Им был Троцкий.
Мефистофельски усмехнувшись, он спросил:
– Так веришь ты в коммунизм в отдельно взятой стране?
Кругом засмеялись.
И в этих зубоскалах он узнал своих: Бухарина, Рыкова, Радека, Пятакова…
– А где же Зиновьев?
– Он – писец. Гонит протокол допроса.
– Значит, – вопросил Троцкий, – будем молчать?
И в это время кто-то прижег его каленым железом.
И Сталин воскликнул:
– Пролетарии всех стран, будьте вы прокляты!
И тут Сталин проснулся.
Уши изнуряла мелодия «Интернационала».
А по крыше дачи барабанил дождь.
И где-то далеко рыдала радиола.
И голос, но теперь уже въяве, произнес:
– Власть тьмы – это и есть дух времени.
Хотел было это записать.
Но поленился искать бумагу и карандаш.
И снова ушел, сперва с некую дрему, а потом и в более приличный сон.
Как раз в тот, при котором видения исключаются как факт.
9
Юмор даже породил такие строки:
Шинкарь Шинкевич нас заметил
И в магазин послал за третьей.
Сталин сразу понял, что на письмо коммуниста Шинкевича, ратующего за то, чтобы водку исключить из пролетарского обихода, надо отвечать публично и немедленно.
Причем русская проблема – непроезжих дорог, беспробудной пьянки и непомерного количества дураков, – была давно. И заметилась не одним Гоголем.
Но дело в том, что в России запрет почти всегда работает в обратном значении.
Написали возле пивной: «Место для мусора».
Разные отходы бросают куда угодно, только не туда, где им надлежит быть.
И тут – та же песня.
Но не только Шинкевич, с фамилией, подразумевающей соответствующее заведение, но и другие коммунисты поигрывали фразами типа:
– Только у трезвой нации коммунизм на уме.
Как-то появился на даче Сталина печник.
Не первый раз он туда захаживал, а разговор с ним завести у Сталина не получалось.
А на этот раз все, как сказал печник, «сшилось и соштопалось».
Увидел его Сталин и спрашивает:
– Как вас величают?
– Селиван Свет Лукич.
– А почему так торжественно? – поинтересовался Сталин.
– По причине фамильной принадлежности.
И пояснил:
– Фамилия у меня – Свет.
Подивовался Сталин, а старик говорит:
– Когда кто-то называет свет белым, то это впрямую обвиняет меня, что я – в Гражданскую – не противостоял красным. И как раз на стороне человеческого бездумия был.
Сталин, отвыкший от такой дерзости, уточнил:
– Значит,