Причем каждый раз, думая об отдыхе, особенно предписанном врачами, он планировал позвать к себе людей с непоседливой судьбой и порасспросить их обо всем, что они видели в своих скитаниях удивительного, а то и поучительного.
Но случалось обычно так, что во время отдыха к нему наезжали местные товарищи со своими проблемами, а то и бедами.
И опять начиналась работа. Только удаленная от Кремля.
Вот посетовал он, что новости, в том числе и курьезного толка, проходят мимо него. И устыдил себя за поспешность выводов.
Иногда кое-чем его развлекают товарищи или гости, откуда-либо припожаловавшие.
Один из немецкого города Бинеген привез фотографию курительной трубки, которая была чуть не выше курца и передвигалась впереди его на колесиках.
Говорят, сменяя друг друга, ее выкуривали девяносто человек. Но смех состоял в том, что звалась она «Сталинской трубкой».
И вот, размышляя о чем придется, Сталин вдруг ощутил потребность в стихах. Не в написании, конечно, а в читке.
Он взял с полки какой-то сборник и приник к нему.
Стихотворение начиналось так:
И вот в твоих руках многострадалье,
И вот в твоей душе моя печаль.
А над тобой сияет мирозданье,
Как Богом нам подаренная шаль.
Не допусти же ты на ней прорехи,
И петли – по одной – не пропусти.
Чтоб сердцу не досталось на орехи,
И от беспьянья, Господи, спаси!
Сталин разломил сборник на середине. Там стояло:
Трем «Е» я посвящаю строки эти –
Евгении, Елене и Елизавете.
Пускай они поделят, как хотят,
На память им оставленный халат.
Который, как стареющий удав,
Оставил я, от их любви устав.
– Пошло все это, – сказал Сталин, так и не взглянув, кто автор этих стихов. – Неужели им делать нечего?
Не «ему» сказал, а – «им».
Поскольку подразумевал всех тех, кто праздно влачит свои дни и не находит того, что делает бытие разнообразным и быстротекущим.
– Торопятся дни, спешат, – начал он вгонять стихи в обойму строфы.
Но в это время зазвонил телефон.
И следующая строчка так и не родилась.
Ее заменила очередная проблема, которой озадачил звонивший.
6
Его болезненно тянуло в Крым.
Сперва затем, чтобы отдохнуть.
Потом – хотя бы побывать.
Потому Сталин простодушно завидовал тем, кто вернувшись, скажем, из Феодосии или Ялты, рассказывал, как их встретило самое ласковое в мире море и как доступны были самые безобидные на земле горы.
И как это не прозвучит надуманно, что ли, но, чем больше накалял его своей неуемностью Троцкий, тем больше его тянуло в Крым, словно там было то самое заземление, которое необходимо громоотводу.
И еще два обстоятельства привлекали его к Черному морю.
Там, по свидетельству приезжих очевидцев и утверждению местных жителей, живет гигантское змееподобное существо, питающееся дельфинами