– Знаешь, – задумчиво сказала Коюн, – мне кажется, такие вещи – не очень правильные с точки зрения Орднунга. Осудить, потом взять на поруки… что там за статья?
– Куча статей, – ответила Грета, – неправильный образ мыслей, феминизм, космополитизм, бисексуальность…
– Да это на Дезашанте тянет! – изумилась Коюн. Грета пожала плечами:
– Ходатайство о принятии фроляйн в качестве унтергебена герра фон Юнгингена было удовлетворено в знак признания его беспорочной службы Партай. Мне что, самой каждый случай проверять, Scheiße?! Который раз на такое натыкаюсь! Знаешь, я…
– Что? – спросила Коюн. Грета посмотрела на нее долгим взглядом и сказала, слегка сбившись с тона:
– Давай поговорим об этом на Рождество? Ты ведь не забыла, что нас пригласили к Райхсфюреру, милая?
– Я же, вроде, должна была остаться в Моабите на хозяйстве? – уточнила Коюн. Грета фыркнула:
– Ну, уж нет. Мне Брунгильда лично сообщила – нас ждут вместе. В знак признания моей беспорочной службы.
Она взяла чашку с чаем, потом отставила и разлила по рюмкам «Егермейстер».
– Еще по пятьдесят грамм, пожалуй, лишними не будут. Ты как?
– Не выливать же, – ответила Коюн, беря рюмку. – За что пьем?
– За Реинигунг, – сказала Грета, и Коюн подумала, что официальный тост многих мероприятий прозвучал очень странно. – Без Реинигунга невозможно жить в нормальном обществе. В России когда-то говорили: «есть у революции начало, нет у революции конца»…
Она оборвала фразу и залпом выпила настойку. Коюн последовала ее примеру.
– Я рада, что ты будешь со мной, – сказала Грета, закусив алкоголь зефиром. – Scheiße, я надеюсь услышать хорошие новости, а если не получится – клянусь своими конечностями, я сама поговорю с Райхсфюрером, и твоя поддержка важна для меня.
Ее взгляд опять стал рассеянным, но уже по-другому, словно Грета заглянула куда-то вглубь самой себя.
Коюн кивнула:
– Фройляйн рангхохер…
– Я, черт возьми, согласилась на эту грязную работу только по одной причине, – перебила ее Грета. – Только потому, что верила, что сумею навести порядок. Что больше ни одна драная свинья не станет чувствовать себя в безопасности. Я верю Эриху, я знаю, какое у него на самом деле огромное сердце. Но, Scheiße, я не буду терпеть, чтобы в моем Нойерайхе такие говнюки, как этот гитлеровский тёзка, чувствовали себя на коне! Это мой мир, девочка. Наш мир.
– Фроляйн рангхохер, – повторила Коюн. – Я не только Вас люблю. Я еще и очень восхищаюсь Вами.
– Нечего мной восхищаться, – зло сказала Грета, и ее глаза предательски блеснули. – Не заслужила я этого. Если бы не ты, я бы этого урода вообще проморгала! Хотя все, все было у меня в руках!
Она наклонилась ближе к Коюн, через стол, и, не глядя ей в глаза, сказала:
– Унтергебена