Теперь он очень много пил, но, кажется, никогда до бесчувствия, и службе это не наносило никакого ущерба. Особенно же предосудительным это дело никогда не считалось в его среде. Наоборот, почиталось за самый естественный, народный способ релаксации. Скорее, могло насторожить стремление к излишней трезвости, по причине злоупотребления которой вот уж действительно, случалось, происходили тяжелые психические срывы, – несмотря на все предшествующие ухищрения со спортивно—оздоровительной профилактикой, – при их—то физической и интеллектуальной служебной нагрузке.
Только дома, лежа с бутылкой на широчайшей немецкой постели с водяным матрасом (приобретенной женой как предмет последнего писка моды еще в счастливое старое время) и завороженно наблюдая за играми с переодеваниями, он как будто прозревал и ему открывалось четвертое измерение – Прошлое. Ему как бы открывалась какая—то щелка, сквозь которую он приникал туда, где было тепло, солнечно и прекрасно. А нежный хрупкий вьюночек любил, наигравшись, ласкаться, влезая к нему в объятия, и, конечно, был ласкаем сам, представляя собой как бы абсолютную копию утраченной женщины – и в смысле формы, и в смысле упоительного нежного телесного материала, ощущаемого бесконечно родным и желанным. Он обнимал этот осязаемый фантом и грел, грел им свое застывшее сердце.
28
А однажды он вернулся домой особенно уставший, почти мертвый. Позади остались несколько дней, переполненные непредвиденно свирепой, бессмысленной жестокостью, которая фатально преследовала его в ходе всей последней операции. Да и результаты этой операции оказались какими—то мерзкими, двусмысленными, не только не принесшими никому никакого благого умиротворения, но даже надежды на мир… Сразу же после командировки, еще морщась от кислого кровяного запаха пополам с гарью, набившихся в ноздри, когда он обозревал эпицентр конфликта, он успел побывать в объятиях очередной боевой подруги, из чресел которой можно было бы, пожалуй, добывать огонь и которая, казалось, вознамерилась осушить Алексея Орлова вплоть до последнего сгустка спинномозговой жидкости.
Он, однако, позаботился доставить домой кучу разнообразных сладостей в ярко—пестрых упаковках, а также душистые шипучие напитки в пузатеньких сверкающих бутылочках, зная, с какой радостью и благодарностью это будет принято.
И вот уже напихав за щеку дольки засахаренных заморских фруктов с куском шоколада, нежное родное существо помогало ему освобождаться от пропотевшего полевого обмундирования, помогало стягивать через голову тельняшку со следами губной помады на рукаве, расшнуровывать заскорузлые бутсы. И он нежно целовал эти волосы, проводил ладонью по любимому плечу. Он был уже весьма пьян, но с удовольствием