Честь мундира. Записки полковника. Виктор Баранец

раз, когда я приезжал к нему на дачу, он читал мне рукопись своей будущей книги о службе в армии и просил делать замечания. И случалось так, что еще до очередной такой читки мы с ним под душевный ностальгический разговор принимали крепкую дозу «огненной воды». А когда после этого Гартин неспешно и монотонно озвучивал текст, я иногда засыпал в уютном кресле перед камином или на террасе под солнышком. А пробудившись от собственного храпа, я сгорал от стыда и со страхом смотрел на автора рукописи, – он же светло улыбался. Однажды, чтобы больше не обижать его своим сном и храпом, я перед отъездом домой предложил Петру Петровичу дать мне рукопись с собой, чтобы я мог с трезвой головой прочесть ее и где нужно – что-то подредактировать, уточнить, добавить.

      – Нет-нет, это не интересно, – говорил он, – ты должен слышать мой голос и улавливать, где я беру фальшивую ноту. К тому же ты был свидетелем многих событий, о которых я пишу. А я боюсь ошибиться или наврать… Так что приезжай, обязательно приезжай… Почитаем мои мемуары, повспоминаем, поговорим, сделаем шашлычки, примем по пять капель…

      Я не сразу понял, что эта его прихоть была лишь поводом для нашей новой встречи на роскошной, но безлюдной даче. Мне показалось, что он мучился одиночеством. Варвара, дочка Гартина, вместе с мужем и сыном уже третий год жила в Финляндии, – зять Петра Петровича работал там директором российского представительства фирмы, торгующей лесом.

      Жена Гартина, Вера Алексеевна, появлялась на даче очень редко. Она была уже на пенсии, но попрежнему преподавала английский в школе и подрабатывала частными уроками. Хотя из-за больного сердца и муж, и врачи советовали ей оставить работу. Однажды Петр Петрович втихаря стал подговаривать меня, чтобы и я агитировал Веру Алексеевну поберечь себя, отказаться от работы, пожить спокойно на заслуженном отдыхе после сорока семи лет учительских трудов в школе.

      – Мил человек, – со вздохом ответила она, – да мне же моей пенсии еле-еле на лекарства хватает.

      Вера Алексеевна однажды призналась мне, что каждая поездка на дачу из Москвы дается ей все труднее: «Я сюда уже на карачках доползаю». А мужа она то ли в шутку, то ли с ехидной подколкой называла «сторожем». К тому же я заметил, что она брезговала дачной роскошью и однажды, как бы между прочим, холодно бросила фразу: «Трудом праведным не нажить палат каменных». Петр Петрович при этом со стеснительной улыбкой заметил, что у Веры Алексеевны – «серьезные идеологические расхождения с зятем». В другой раз, когда я при ней восхищался роскошью дачи, она швырнула еще один увесистый камень в огород Иосифа: «Не лесом, – Родиной торгуем».

      Иногда на дачу приезжал сын Петра Петровича – Юрий. Было ему где-то за сорок, после развода жил он холостяком, а работал на секретном военном заводе.

      Ходил Юрий в заношенной одежде и стоптанных туфлях, любил крепко выпить, а еще больше – пространно поговорить о политике. Гартин-старший как-то признался мне, что Юрий еще в 90-м, во время первомайской демонстрации на Красной площади загремел