– Идем. Они хотят, чтобы мы проверили звук.
В актовом зале два второкурсника продавали домашнюю выпечку, над головой от стены до стены тянулись цветные баннеры. Неплохо для места публичной казни.
Латук и остальные музыканты устраивались на сцене. Когда я поздоровался, они повернулись. На лице Митча застыла усмешка, он собрался что-то сказать, но увидел Ану и со щелчком захлопнул рот.
Врать не стану, было приятно.
– Привет, ребята, – весело сказал Латук, словно не он всю эту кашу заварил.
Я представил им Ану. Она их едва заметила.
– Когда джазмены доиграют, мы на пять минут опустим занавес, – объяснил Латук. – Вы выйдете, встанете в позицию, и диджей включит вашу песню.
Я дважды проверил пространство перед занавесом. Места предостаточно.
Я глянул на музыкантов, собрался с духом и спросил Ану:
– Ну что, прогоним номер?
Она покачала головой, глядя куда-то мимо меня:
– Где тут уборная?
– Я покажу.
Оказавшись в коридоре, вдали от всех, Ана остановилась и оперлась об оконную раму, словно под тяжестью груза:
– Давай постоим тут немного.
– Я думал, тебе надо…
– Прости.
Ана впервые за весь день посмотрела мне в глаза. И я увидел в ее взгляде неуверенность.
– За что?
– Мой отчим…
Меня пробрала дрожь.
– Мы похоронили его этим утром, – закончила Ана.
Я оцепенел.
«Ты пришла сюда с похорон?»
Я не задал этот вопрос вслух. Не потому, что такой внимательный или вежливый. А потому, что кто-то словно насыпал льда мне за шиворот.
Нахлынуло воспоминание о тусклом утре, когда я взял пригоршню влажной земли и бросил на гроб матери. Тем утром я не мог заставить себя говорить. Даже не мог плакать. Другие ребята, мамины ученики, плакали, а я стоял там и не мог выжать слезинки. Безжизненный, запертый в холодном тяжелом теле.
– Соболезную, – сказал я. – Но что ты тогда вообще тут делаешь? Выступление – это ерунда. Потанцуем в другой раз.
Ана резко повернулась ко мне:
– Нет! – Потом уже мягче: – Нет. Мне это нужно. Когда я танцую, то могу забыть.
– Хорошо.
– Давай прогоним номер, – предложила она. – Прямо тут?
Мы попытались. Ана двигалась по инерции, механически. Глядя на нее, я даже не мог вспомнить шаги.
В общем, мы облажались. А через несколько минут облажаемся перед всей моей школой.
– Уверена, что хочешь это сделать? – спросил я.
– Потанцуй со мной. Пожалуйста.
С тем же успехом она могла просто приставить мне пистолет к виску.
– Представь нас спокойно, – попросил я Латука перед началом концерта. – Делай что хочешь, но не перегибай, ладно?
Полчаса спустя джазмены ушли со сцены под вежливые аплодисменты. Занавес опустился. Из динамиков загремел голос Митча:
– Дамы