– Подождать чего? – слишком поздно спросил я.
Пару минут спустя он вернулся со своим телефоном и маленькой пыльной черной книжкой. Одной рукой пролистал ее, не выпуская сотовый из другой. Я не видел его таким возбужденным с тех пор, как Германия выиграла Кубок мира.
– Это… мамина записная книжка?
– Она просила позвонить, когда ты будешь готов. – Отец наконец нашел нужную страницу и, придерживая ее большим пальцем, принялся набирать номер.
– О чем ты? И кому звонишь?
– Твоей тете Хуаните, – ответил отец. – В Гавану.
– Э… – Как-то все очень быстро закрутилось. – Не уверен, что мне есть что сказать…
– Алло? Алло? – громко заговорил отец по-английски, что ему хорошо удавалось, невзирая на немецкий акцент. Вы меня слышите? ВЫ МЕНЯ СЛЫШИТЕ? Это Рудольф Хан из Нью-Йорка. Да, НЬЮ-ЙОРКА. Могу я поговорить с Хуанитой? С ХУАНИТОЙ? – Отец отвел трубку от уха, с упреком посмотрел на нее и протянул мне: – Ничего не понятно.
Я взял телефон так, как некоторые берут образчик ленточного червя для изучения. Трогать не хочется, но отказаться грубо.
– Алло?
– Si? Quién e’? Que quiere?[1] – затараторил женский голос на испанском. – Если вам нужен Йосвани, он на улице.
Я с трудом разбирал поток слов. Со смерти мамы мой испанский подзаржавел, а она специально учила меня говорить на чистом кастеллано. В трубке трещало, слова сливались и запинались друг об друга, словно туристы на Таймс-сквер.
– Э, я Рик. Из Нью-Йорка. Сын Марии Гутьеррес Пены. На том конце повисло молчание, даже треск, кажется, притих. В какой-то момент мне показалось, что связь оборвалась.
– Рик? – наконец переспросила женщина дрожащим голосом. – Это ты, сынок? Правда?
– Тетя Хуанита? Как поживаете?
Надеюсь, прозвучало не слишком безлико. Я об этой тете Хуаните впервые слышал.
– Я уже и не думала услышать твой голос, – сказала она. – Так похож на голос Марии в молодости.
– О. – У меня девчоночий голос. Отлично.
– Погоди, я скажу Йосвани. Он не поверит, что звонил его кузен из Нью-Йорка.
Значит, у меня есть кузен.
– Я тоже рад вас слышать.
– Ты должен приехать повидаться с семьей. У нас есть для тебя комната. Горячая вода, ванная, лифт. – Похоже, последним она особенно гордилась.
– Отлично. – Вряд ли у них есть широкополосная передача.
– И цветной телевизор, – добавила она.
Точно нет.
– Свежие фрукты на завтрак: гуайява, плантано, папайя. О, а еще хлеб с сыром и ветчиной.
Картинка начала складываться довольно зловещая. Можно обойтись без яичницы, бекона и блинчиков с черникой, но когда хлеб с сыром и ветчиной указывается в качестве бонуса, пора бежать.
Вот в чем дело: в моей семье Куба была запрещенной темой, и, конечно, я всегда мечтал туда поехать. Каждый раз, как мама металась по гостиной, осыпая бранью очередной поступок Фиделя: «Ноги нашей там не будет, пока этот сукин