А толстой продавщице сластей Каринэ Серафима без всяких обиняков прямым текстом советовала:
– Не обсчитывай и не обвешивай покупателей, подруга, а то вот в чашке фуражка с кокардой выпала вверх ногами, смотри, какая большая – как бы ты на инспекцию не нарвалась, а то штраф заставят платить или выгонят с рынка, – и сверкала тёмными очами.
– Да как же они проверят, – удивлялась простодушно Каринэ и ругалась по-армянски.
А Серафима, заглянув в чашку, продолжала её пугать:
– Продала ты конфет на десять рублей на прошлой неделе не кому-нибудь, а жене начальника ОБХС, и, судя по всему, она сдачу пересчитала. На рубль ты её, того – обдурила. Смотри, – и показывала тонким пальцем на линию из гущи, прилипшую к внутреннему боку чашки, действительно очень похожую на единицу.
– Астватим 3, – смущённо бормотала Каринэ, смотрела, как грозовые тучи зависнувшие большим пятном гущи посередине чашки, и правда похожим на фуражку, и низким голосом подвывала: – Разве же их всех упомнишь, кто таков? Ну да я уж постараюсь, буду внимательнее. Шноракалэм 4, Сима, шноракалэм, – и совала Серафиме в руку конфету «Гулливер», завёрнутую в такую же липкую и засаленную двадцатипятирублёвку, как и её рабочий фартук и халат.
Неудивительно, что не прошло и полугода, как нужная сумма была почти собрана. И вот однажды, ближе к Новому году, поздно вечером Севка пришёл из кино и с порога увидел его – большого, неловкого, нелепого в этой чуждой такому объёмному предмету обстановке (и оттого Севке показалось, что он сразу съел всё окружающее пространство), но чертовски красивого – просто великолепного. Он стоял прислонённый к стене недалеко от окна, в открытом футляре, который почему-то смотрелся довольно зловеще, как будто это был человек на смертном одре, одетый в строгий классический костюм. Тем не менее это выглядело торжественно.
– Ой, – сказал Севка и, подойдя близко-близко к подарку, потрогал его гладкую лакированную поверхность. – Ой, – повторил он. – Где ты его взяла?
– Секрет, – сказала загадочно Серафима и села на стул рядом с футляром. – Красивый?
Видно было, что футляр с позолоченным замком ей нравился куда больше самого инструмента.
– Ага, – сказал ошеломленный Севка и попробовал струны. Они упруго и приглушённо откликнулись на его огрубевшие к тому времени руки, как будто притаились, не решаясь зазвенеть в полную силу при совершенно посторонних и незнакомых людях.
– Где ты его взяла? – тупо повторил Сева, забыв, что только что уже спрашивал Серафиму об этом.
– Где взяла, там уже нет, – огрызнулась почему-то Серафима и вышла покурить – она вдруг почувствовала, что стала лишней, что мешает Севке, а вернее, им обоим, ближе познакомиться.
Так, с самых первых минут новый предмет оказался чем-то вроде нежданного родственника, о котором забыли, пригласили