Заметив, что на недотёпе, бросившимся под колёса, офицерская форма, первый возница стал заискивающе извиняться. Пожилая дама заохала и запричитала на языке, похожем на крики чаек, и стала делать щепотью пальцев какие-то знаки у своего лица и у груди, японец повторил за ней эти же знаки, что Райдону показалось очень комичным, а девушка, полулежавшая на сиденье, бледная как полотно, чуть приподняла голову с подушки и посмотрела Райдону прямо в глаза. Её взгляд длился одно мгновение, но он был таким пронзительным и необычным, что Райдону показалось, что ног у него больше нет, и рук больше нет – они будто бы потеряли вес и растворились в воздухе, – и вообще у него больше ничего нет – оказывается, он не человек вовсе, а просто мягкая глина или отполированный временем камень, что способен делать только одно – отражать свет этих лучистых глаз. В них, как в ярко подсвеченным солнцем морском всплеске, прыгали десятки радужных бликов и горели огни десяти очагов, и жгли они сейчас не уголь и не какие-нибудь там сухие ветки, а его, Райдона, бессмертную душу, с лёгкостью достигая до самого её основания, до самой сердцевины. Впечатление было такое, что кто-то с силой толкнул его с внутренней стороны груди. Это было очень похоже на печальный зов после того, как он расстался с Уми.
Замешательство длилось всего лишь доли секунды, провожатый двух женщин тоже извинился перед Райдоном, возница первой повозки с силой потянул палки, колёса её заскрипели, за ней потянулась вторая повозка, и они поехали дальше, а Райдон ещё несколько минут смотрел им вслед, пытаясь понять, где он и что с ним сейчас произошло. Потом он вскинул голову, как будто хотел отряхнуться от увиденного им наваждения, и быстро пошёл в часть, ожидая заслуженного наказания за его безрассудное и, главное, совершенно необъяснимое, опоздание.
21
Я никогда бы не подумал, что после драматических событий того памятного лета, когда по неосторожности и импульсивности молодого ума я так глупо покалечился и практически потерял связь с единственным другом, две фигурки забавных человечков, случайно найденные мною под старым зеркалом, смогли бы так изменить моё настроение, и даже во многом – мою судьбу. Они попались мне под руки самым удивительным, хотя и обыденным образом, когда я именно что опустил руки, разуверился в том, что могу быть счастлив в мире, который не принимал меня, и как бы я ни старался ему соответствовать – всячески мне показывал, что я другой, а потому должен либо уйти куда подальше, либо спрятаться от этого мира и подольше не попадаться ему на глаза.
На следующее