В отличие от старшего брата, который съехал год назад, я понимал, что разбросанные по комнате вещи маму не просто раздражают и доводят до дергающегося глаза, но еще так и манят, чтоб поскорее навести в комнате стерильную чистоту, после которой невозможно отыскать ни единой нужной вещи.
И даже несмотря на то, что самым криминальным, что можно было отыскать в моей комнате, была мятая пачка сигарет, забытая как-то Спенсером, перспектива того, что Кларисса Смоллетт заглянет в комнату, пока я в школе, начнет рыться в личных вещах и перекладывать их, меня пугала. А потому я давно взял себе за правило поддерживать в комнате порядок, пусть не такой идеальный, как хотелось бы маме, но достаточный для того, чтоб не лезть с уборкой и устраивать строгую ревизию личных вещей.
– Как дела в школе, дорогой? – Как-то не очень было слышать будничную фразу, произнесенную деланно-добродушным тоном, прекрасно видя, что мама внутри дрожит от ярости.
– Нормально, – коротко ответил я и набил рот едой, чтоб это избавило меня от возможности поддерживать диалог.
В последние пару лет конфликты родителей не сказать, что стали своеобразной нормой дома номер восемнадцать по Беркс-роуд, но участились заметно. Особенно учитывая факт того, что семья инспектора Смоллетта считалась примером счастливой семьи крохотного городка: муж на страже порядка, жена-домохозяйка, трое детей – спортсмен, юная балерина, ну и я тоже (как третий друг, который уныло шагает позади, потому что тротуар слишком узкий). Только собаки для полного счастья не хватало.
Самое интересное и абсурдное, я заметил, началось все с того же исчезновения Ника Моро. Отец приходил домой под утро, усталый и раздраженный, мама утром утешала младшую сестру, заверяя, что сын вернется, а вечером вклинивалась в ряды сплетниц (клянусь, эти женщины однажды сидели у нас в гостиной, пили чай с пирогом и смачно обсуждали, когда полиция обнаружит тело). Отца сплетни бесили, особенно когда это мешало расследованию, но куда больше его бесил тот факт, что мама, фактически, является их режиссером.
В какой момент что-то пошло не так, я не уловил. Три года прошло с тех пор, а отношения родителей держатся на очень формальных пожеланиях доброго утра и редкими разговорами ни о чем.
Мои мысли прервал звонкий хруст – Джеки отгрызла кусок от стебля сельдерея и с видимым усилием принялась жевать. Когда на кухню вошел отец, на лице которого, в отличие от маминого, и следа от недавней ссоры не осталось, настолько непринужденным