Как же без них? Ведь совсем был бы ад.
Добрые люди гуляют в аду
гордо, свободно, у злых на виду.
Добрые люди придут на подмогу,
добрые люди покажут дорогу
к чанам, кальдерам с кипящей смолой.
Сгнившую ногу отрежут пилой.
Добрые люди помогут со справкой
и пособят с сигаретами, травкой.
В пекле и в пепле, в гное и смраде
добрые люди всегда при параде.
Брюки с иголочки, розы в петлице,
невозмутимые светлые лица.
В черной пещере, у мертвой реки —
всюду одни добряки, добряки.
Бывает, подумаешь – что за дела?
Я что тут, один – воплощение зла?
оужас ужасу не брат
хотя на слух они сродни
но слух обманный аппарат
он как болотные огни
оужас житель тех болот
имеет в них свою нору
с утра багульник соберет
и сдаст в аптеку ввечеру
чем в наши дни живет литва
вы спрашивали ономнясь
литву питает трын-трава
а той травы оужас князь
с транзистором по кличке вэф
обходит он свой малый лен
кукушкин лен и львиный зев
ему легко сдаются в плен
на стогнах сфагновых за днем
проходит день как белый слон
и ужас из-за темных крон
глядит завистливый как гном
до чего очевидно что все мы татары
мы выходим из тартара вверх по тропе
из мужского щитовника черного яра
треугольный паек прижимая к себе
очевидно что каждый из этих деревьев
безлошадных джигитов в зеленой парче
может запросто с места взлететь как нуреев
и сгореть как дасаев в небесном мяче
все ячейки простукав на глупом вокзале
мы отыщем одну потаенную дверь
и достанем колеса до самой казани
и войдем в них как лошади входят в идель
Направо арка, семь колонн
и храм неведомого бога,
а мимо клетчатый пижон
ведет коричневого дога –
того же, что он вел вчера,
стесняясь признаков одышки.
Вокруг шумела агора,
везли товарные излишки.
Кожевники и шулера
судили старого нахала,
которому позавчера
вся площадь истово внимала.
И вот из амфоры в ритон
уж льют раствор болиголова.
В оливах прячется притон,
живые тащат неживого.
«Ах, эти местные дела!»
Пижон, покуривая пенку,
глядит на крепкие тела.
Скотина писает на стенку.
Пора собаке дать пинка,
в пакетик подобрать какашки
и через средние века
дойти до дома в три затяжки.
Такова душа москвича:
влюбчива в города
где угодно осталась бы навсегда
Приезжаешь