– А мне через два дня сопровождать транспорт в Терезиенштадт. Шеф сказал: туда и обратно. С собой взять только йод и бинты. Я его спросила: чем же я в дороге лечить буду? А он так посмотрел на меня! Как на покойницу! А главное, что надеть на себя? Все ж сдала для фронта, как все, даже… перчатки! Никто не займет?
– Вчера в канцелярии машинистка спросила шефа, может ли она отложить какую-то там работу на следующий день, у нее, мол, сын с больной матерью. А он точно так же, посмотрел на нее, как на покойницу: «Ради бога! Но тогда допечатаете ее в Польше».
– Доктор Лустиг – бесчувственный антисемит!
– Кто так говорит?
– Все!
– А кто именно?
– Кто именно? Ну, допустим, Хильда Кахан! Она его знает лучше всех. Но только об этом – никому! Я вас, как еврейка еврейку, очень прошу!
– Конечно, конечно! Могила! Сами знаете, что бывает за распространение слухов! Не знаете? Ну и слава богу!
Чаепитие подходило к концу. Кипяток иссяк. А есть, кроме крошечных булочек с кусочком сахара, было нечего.
Лотта, занятая общей болтовней, наконец толкнула в бок сидящую рядом Рут.
– Что будет 22 февраля?
Рут надолго наморщила лоб, но, сколько ни морщила, ничего конкретного сказать не смогла.
– Нууууууу… 22-го у меня ночная смена.
– Вот именно! И у меня! – захлопала в ладоши Лотта. – А еще?
– Еще? Ну что может быть еще у бедной еврейской девушки? Могу сказать, Лотти, чего точно не будет! Ни 22 февраля, ни 23, ни до самого конца войны. Я не выйду замуж!
– Представь себе, подруга, я тоже! – от удовольствия Лотта выбила на столе барабанную дробь. – Значит, 22 февраля мы с тобой абсолютно свободные люди! Аж до ночи! И как раз 22 февраля у меня день рожденья! Забыла?
– Это ты, старушка, забыла! – теперь в ладоши захлопала Рут. – День рождения у тебя 22 марта!
– Ну и пусть! Ты только подумай: идет война, почти каждый день Берлин бомбят, евреи исчезают бесследно. А вдруг я не доживу до 22 марта? Нет, ты как хочешь, а я отмечу свой день рождения именно 22 февраля!
– Но почему именно?
– Не будь дурочкой, Рути! Все ясно, как солнечный день! 22-го мы обе свободны, замуж не собираемся, к тому же Элли проговорилась, что до конца месяца не будет никаких облав. Она слышала это от Добберке. А когда Добберке обманывал свою еврейку?! И разве этого не достаточно, чтобы мы отпраздновали мое двадцатилетие именно 22 февраля и ни днем позже?! Мы с тобой уже три года копим марки. Я вчера подсчитала: у нас их уже на маленький «фольксик», ну на совсем-совсем маленький. Но «фольксик» нам все равно купить не позволят.
– Но мы же их копили на крайний случай! – почему-то перешла на шепот Рут. – Вдруг завтра…
– Чушь! – лицо Лотты стало до смешного серьезным. – Завтра может