– Только не сейчас, – грустно махнула рукой Рут. – Ты же сама знаешь, еврейские врачи давным-давно лишены лицензий. И папа тоже. Так что увы! Теперь мы с тобой обе как бы из неприличных семей.
– А вот мы с тобой сегодня и проверим, из каких мы семей, дорогая! Вот увидишь, нас будут принимать по самому высшему разряду! Сперва – здесь, а потом – там! Даже не сомневайся!
Лотта толкнула тяжелую дверь салона красоты – храма немецкого сервиса и французского парфюма.
Сперва все шло мило, как в лучших гламурных романах, то есть абсолютно без проблем и на райском уровне! Им мыли волосы, подсушивали, стригли, завивали, укладывали и умащивали. Они мгновенно забыли, в какой стране живут, в каком году и кто они, собственно, такие!
Но потом все соскочило на дешевый бульварный романчик, то есть наперекосяк, и они сразу вспомнили, кто они и откуда!
Когда прическа Рут была полностью готова, а Лотта досушивалась под феном, в зал вбежала одна из самых дорогих клиенток – дама в шикарном норковом манто, с золотыми часиками на запястье, в браслет которых были вделаны настоящие крохотные бриллианты. Дама начала кричать, что пока ее тут укладывали, из ее сумочки исчезла крупная сумма, и она не сойдет с этого места до приезда полиции, которая сыщет вора, а точнее, воровку!
Вот тут-то Рут и Лотта и почувствовали то, что чувствовала та еврейская девушка на станции метро, о которой с таким наслаждением рассказывала старая нацистка. Самое позднее через полчаса здесь будет полиция, а еще через несколько минут у них потребуют аусвайсы, которые они предусмотрительно оставили дома.
И все будет так, как на курсах медсестер, когда доктор Лустиг приказывал им в целях воспитания характера и дисциплины раздеться догола и сперва стоять перед ним с руками по швам, а затем лечь на операционный стол и лежать с открытыми глазами, не шелохнувшись. А он смотрел на них холодным, профессиональным взглядом хирурга и патологоанатома, но всем казалось, что они стоят и лежат под взглядом безжалостной судьбы.
Естественно, обнаружат за лацканами жакетов желтые звезды и, скорее всего, тут же депортируют туда, откуда еще никто не возвращался. А может, и расстреляют в подвалах на Принц Альбрехт-штрассе.
Первой пришла в себя Лотта. Она вдруг вспомнила, что в портмоне, черт знает зачем, все еще лежит дурацкая фотка, на которой она – с желтой звездой на груди. На какой-то момент она напрочь забыла, что точно такая же звезда спрятана у нее за лацканом жакета и, конечно же, будет обнаружена при обыске.
Но самое неприятное было то, что она в отличие от Рут все еще сидела под сушкой и не могла незаметно покинуть зал. Откуда ей было знать, что хозяин заведения лично до приезда полиции запер все входные