Лязг открывавшихся тюремных ворот ударил Шамана куда-то под черепную коробку. Он закрыл глаза, вытер лоб вспотевшей рукой.
– В бокс! – рявкнул низкорослый сержант.
Скривив прыщавое лицо, он втолкнул Шамана в открытую дверь. Бокс, оказывается, представляет из себя маленькую камеру. Там, на низкой скамейке, уже кто-то сидел. Шаман даже не поздоровался с однокамерником, а лишь стоял, тупо уставившись на щербатые стены бокса. Сверху двери тускло светила маленькая зарешёченная лампочка.
Сидевший на скамейке зэк посмотрел на Шамана бесцветными глазами.
– По какой статье?
– Кто его знает…
– За что повязали?
– Спьяну вмазал одному в морду, – в сердцах махнул рукой Шаман. Ему уже до чёртиков надоели эти вопросы.
– Мелкое хулиганство, статья 206-я, – важно сказал зэк и сплюнул сквозь зубы. – Не боись, обойдёшься «химией».
– А я не из боязливых, – захорохорился Шаман.
Зэк насмешливо ухмыльнулся:
– Сначала, конечно, страшно бывает.
– А зачем нас сюда засунули? Мы что, так и будем до суда в этой каморке тухнуть? Очень уж тесно.
Сокамерник казался Шаману человеком опытным и зэком бывалым. Во всяком случае, его бледное лицо говорило о том, что свежего воздуха ему часто и давно не хватало.
– А до шмона, – ответил тот, но поскольку Шаман ничего не понял, уточнил: – Пока не обыщут и не отправят по камерам.
В это время с лязгом открылась дверь, появилась прыщавая физиономия маленького сержанта.
Шамана раздели догола. Один из сержантов стал общупывать одежду Шамана. Его глаза, как пинцеты, залезали в малейшую складку, ничтожный шов. А прыщавый сержантик тем временем проверял волосы, ушные раковины, подмышки Шамана.
– На корточки!
– Одевайся!
Пожилой старшина знакомился с документами задержанных. Этот бесподобно широколицый, чуть курносенький служака с маленьким ртом и такими крошечными глазками, словно их сделали шилом, удивительным образом напоминал увесистый амбарный замок. Словно Всевышний при создании этого лица спешил так, что не пожалел материала, а для ушей и носа оставил чуть-чуть.
– Вот ты – парень деревенский, – сказал старшина Шаману по-татарски. – И родители у тебя, наверное, хорошие. Как угораздило тебя попасть сюда?
– Зазря…
– В нашей стране зазря в тюрьму не сажают, джигит, – покачал головой старшина-замок, будто бы жалея хлопца. – Сколько хороших сельских парней приезжают в город и пропадают ни за понюх табаку… Пахал бы землю, ухаживал за скотиной, заботился о родителях, м-мда… Утром-вечером парное молоко, картошка в мундире… – и «замочная скважина замка» почмокала губами, словно прося молока.
Их обрили наголо, заставили вымыться под холодным душем и вернули одежду, продезинфицировав её печным дымом: тюремное начальство очень не любило разных кровососущих насекомых типа вшей.
– А