– Вот уж действительно диковинные вещи творятся, сударыня!
– В странное мы живем время!
– Кое-что я и раньше готов был подозревать, но, право, от какого-либо суждения я бы воздержался, да и теперь воздержусь.
– Поживем – увидим, – и т. п.
Дурацкие рассуждения толпы, которые доказывают лишь одно: она готова поддаться первому же, кто крепко за нее возьмется.
Таков был основной тон; зато в группе горожан в черном слышались иные речи:
– Неужели мы это так оставим? Дойти до того, чтобы сжечь наше обращение к королю! Если бы король узнал об этом! Варвары! Обманщики! Как ловко они все подстроили! Неужели на наших глазах совершится убийство? Неужели мы побоимся стражников? Нет, нет, нет!
То были звуки трубы, покрывавшие оглушительный оркестр.
Все обратили внимание на молодого адвоката, который взобрался на скамью и рвал на мелкие клочки какую-то тетрадь; затем он громким голосом заговорил:
– Да, я рву и бросаю на ветер защитительную речь, которую приготовил; прения отменены; мне запрещено его защищать; я могу обратиться только к тебе, народ, и радуюсь этому; ты видел этих гнусных судей; кто из них может внять голосу истины? Кто из них достоин внимать словам честного человека? Кто из них выдержит его взгляд? Да что я говорю? Они отлично знают истину, истина притаилась в их преступных душах; она как змея жалит их сердце; они трепещут в своем логове, где терзают попавшуюся им жертву; они трепещут, потому что слышали вопли трех обманутых женщин. Да и зачем я собирался говорить! Я хотел защитить Урбена Грандье. Но может ли чье-либо красноречие равняться с красноречием этих несчастных? Чьи слова лучше, чем их вопли, убедили бы вас в его невиновности? Само небо заступилось за него, когда призвало этих женщин к раскаянию и самопожертвованию, и небо завершит свое благодеяние!
– Vade retro, Satanas![20] – послышалось несколько голосов их окна сверху.
Фурнье на минуту умолк.
– Слышите, – продолжал он, – эти пособники дьявола святотатственно произносят слова Евангелия! Видно, они замышляют какое-то новое злодеяние.
– Так скажите, как нам быть? – воскликнули в один голос окружающие. – Что нам предпринять? Что они сделали с ним?
– Стойте здесь, никуда не уходите, стойте молча, – ответил молодой адвокат, – бездействующий народ всесилен, в бездействии – его мудрость, его могущество. Смотрите молча, и они затрепещут.
– Но они не посмеют выйти сюда, – сказал граф дю Люд.
– Хотел бы я еще раз взглянуть на того длинного красного мерзавца, – сказал внимательно за всем наблюдавший Гран-Фере.
– Да и на славного господина кюре не худо бы посмотреть, – пробормотал старик Гийом Леру, взглянув на своих молодцов, которые тихо переговаривались, следя за стражниками и примериваясь к ним. Парни издевались над их мундирами и показывали на них пальцами.
Сен-Мар по-прежнему стоял, прислонившись к столбу, за которым он сначала притаился,