При этих словах на лице доброго аббата промелькнула скорбная улыбка.
– Как? Неужели вы думаете, что дело дойдет до казни?
– Да, дитя мое, именно – до казни; у него уже изъяли все документы и постановления, которые подтверждали его невиновность и могли бы помочь ему оправдаться; их изъяли, несмотря на возражения его несчастной матери, которая бережно хранила их как грамоту, дающую ее сыну право на жизнь; уже подвергнут проверке обнаруженный в его бумагах трактат о безбрачии духовенства, и объявлено, что трактат написан с целью распространения ереси. Конечно, вина Урбена велика, и любовь, толкнувшая его на такие мысли, как бы чиста она ни была, – тяжкий грех для человека, всецело посвятившего себя Богу; но несчастный священник был далек от мысли поощрять ересь и написал свой трактат только для того, чтобы успокоить совесть мадемуазель де Бру. Было настолько очевидно, что его действительных прегрешений недостаточно для вынесения смертного приговора, что вновь извлекли на свет божий уже давно забытое обвинение в колдовстве, а кардинал, делая вид, будто верит этому обвинению, распорядился начать в Лудене новый суд и во главе его поставил Лобардемона; а это говорит о том, что несчастному уготована смерть. О, да будет угодно небу, чтобы вы никогда не узнали того, что на растленном языке правительств зовется государственным переворотом!
В этот миг из-за невысокой стены, окружавшей двор, раздался страшный вопль; аббат и Сен-Мар в ужасе вскочили с мест.
– Это женщина, – сказал старик.
– Душераздирающий вопль! – сказал юноша. – Что там такое? – обратился он к своим слугам, которые сразу же выбежали во двор.
Те ответили, что больше ничего не слышно.
– Тем лучше. А теперь не шумите, – крикнул им аббат.
Он затворил окно и обхватил голову руками.
– О, что за вопль, дитя мое! – Старик сильно