А интересно, сумел бы привычный к зыбким грунтам Охотник на самом деле просквозить столько этажей? (Оторвав тяжёлую голову от книги, Рамон увидел в хмуром зеркале напротив помятое лицо с вдавленным отпечатком, зажигаемые за спиной витые бронзовые светильники – и опять зажмурился.) Потеряв жертву, тварь издавала продолжительный вой шире человеческого диапазона – легко представилось, как мечутся по тёмным коридорам и галереям с пьяными от боли лицами стражники и служители, зажав уши, а то и фонтанируя кровью. Особенно приятен был вид шатающегося, а потом рухнувшего на колени надменного Суперинтенданта Лорда Ареты 211… Впрочем, Арета далеко, в Твердыне Духа, сидит, как кощей, на несметных сокровищах прачелов и выдает для изучения раз в год какую-нибудь ерунду – ржавую станину неизвестного двигателя, заводную механическую куклу или древние консервы с мясом никогда не видевших солнца доисторических животных. Но книги! Аудиозаписи! Видеодиски! Никогда и никому – из не имеющих Спецдопуска. Что достанешь на чёрном рынке, то и изучай – если не боишься Полиции Духа. Да, Арету стоило бы скормить Тюльпану…
– У Вас был такой измученный вид, что не хватило духу прервать… Ваши мечтания, – мягкий голос за плечом, заставивший сенсолётчика обернуться, принадлежал хрупкой невысокой девушке в скромном платье цвета взбитых сливок, украшенном лишь изящного плетения пояском. Бенциана, вспомнил он, дочь Оменданта Пустого Дворца. А ничего…
– Я Альциона, – внимательные зелено-карие глаза, казалось, где-то глубоко играли золотыми искрами смеха, заводя на мгновенный переплеск рыбы, дурачащей незадачливого рыбака. – В Пустом дворце ведь не слишком много работы (иронизирует?), и остается масса свободного времени…
– Ценю вашу деликатность, – слегка озадаченный Рамон мог бы поклясться, что Начбиб-Смотритель ЗДП (Зала Древнего Псевдознайства), старый масляноглазый Селадон, дважды при нем назвал её Бенцианой. – Однако неужели столь… прелестному созданию (удачно польстил, чуть-чуть) по душе это скучнейшее занятие – чихая от пыли, перелистывать всеми забытые манускрипты (щегольнул-таки древним словечком, не удержался), вместо того чтобы, будучи принаряженной сообразно своей знатности, развлекаться сообразно своей юности?
– То есть, если выдернуть из этой фразы штопор витиеватой галантности, вопрос чисто риторический: я трижды дура, поскольку а) чтение книг несообразно моему возрасту; б) мой возраст в принципе предполагает глупость; в) ещё и одета не очень. Какой же из трех вариантов мне выбрать и при этом не обидеться?
– Простите меня, ради Духа, – Рамон почувствовал искреннюю симпатию к этой умной и ироничной дочке Оменданта. – Вы же знаете, как здесь относятся к прачеловским книгам!
– «Запрет и презрение» –