Август в Императориуме. Дмитрий Леонидович Лакербай

святое, причем на усмотрение каждого – хочешь рыбу лови, хочешь девками обложись, хочешь пей не просыхая. Или книжки читай, пользуясь Преимущественным Правом орденца перед нынчелом. Иными словами, для сенсолётчика в Омире почти не было закрытых дверей. Вот и сейчас: передав Артаку деньги за завтрашний просмотр фильма (на себя и Пончо) и обнаружив оскудение мошны, Рамон просто зашел в казначейский отдел Городской Управы, размещавшийся в квадратном сером особняке без колонн, и, покосившись на неподвижных панцирных стражей (почему-то иногда его смущали собственные привилегии), сказал почтительно вытянувшимся клеркам, сколько ему нужно для полного счастья. Через пять минут кошель был снова туго набит, а клерки подобострастно кланялись, когда он расписывался в специальной ведомости Ордена.

      Однако что же всё-таки было в Пси-сообщении? В конце концов Рамон решил не забивать себе голову догадками, памятуя, что, с одной стороны, лишних проблем не бывает, а с другой – твои проблемы найдут тебя сами. Единственное, что он решил сделать – перед визитом в управу переоделся за ближайшим деревом в орденскую форму (в принципе, охране и клеркам можно было просто документ да значок показать), посчитав, что и на rendeus-vous с морем достойнее прибыть в качестве «Посвящённого меченосца» (а приятная формула, тешит самолюбие)…

      В приемной казначейского отдела, перед самой лестницей, посетителей неизменно задерживало, притормаживая хоть на пару секунд, громадное зеркало в массивной виньеточно-многофигурной выцветшей раме-багете (видно, раньше внутри жила картина). Как и всё живое, зеркала стареют и умирают – однако жизненный путь больших зеркал именно в этой фазе становится доступен взгляду и пониманию. Ведь зеркало не предмет, а отношение, граница, появление, исчезновение, заклятие, кажимость, мнимость, портал, наваждение… Всё открывая, но никуда не пуская, оно всегда между, всегда скользит, излучая и путая линии, поверхности, конфигурации и объемы – словом, оно всегда притворяется той самой веселящейся рыбой, которая для летящего над морем неизменно просверкивает в регулярной мириадности бликов внизу; но никакому взгляду не поймать того, что мелькает одновременно рыбой и бликом, зернистой икрой лучезарного бриза, странствующим косяком или убегающим до горизонта солнечным смехом ветреных девушек…