Татьяна со скрытой завистью переворачивала пожелтевшие листки и украдкой вздыхала.
С книгой в руках Татьяна Николаевна часто уходила на озеро. Пристроившись под сосной, на самой вершине Крутиков, до полудня читала и часто отрывалась, глядя на синюю гладь, на которой лодки рыбаков казались чайками, присевшими на воду перед непогодой. Затем по пологому спуску добиралась до узкой полоски белого песка, купалась и уходила.
Как-то раз, любуясь закатом солнца, утопающего в вершинах Соколиного хребта, она встретилась с рослой черноглазой девушкой. Познакомились. Звали её Соней. Странная эта Соня! Угрюмой и дикой её едва ли назовешь, но какая-то таинственность сквозила во всем её облике и поведении.
Начнет Татьяна Николаевна о чем-либо рассказывать, – Соня молчит и вида не подает, что заинтересована темой, будто не слушает. Пораженная невниманием, Таня, обидевшись, замолчит. А Соня тут же спросит: «Ну а дальше, дальше что?» Или когда Татьяна Николаевна задумчиво перебирает в ладонях серо-зеленоватые, поднятые на берегу галечки, подбирая ключи к замкнутой душе новой подруги, та вдруг неожиданно заговорит. О себе почти ничего, все больше о матери, о сестренке, о братьях.
Девушки незаметно подружились. Но Соня не сразу открылась, что изредка гостит в Тургояке у своих родителей, а проживает в Косотурске, в доме брата матери.
– Про Волковых слыхала?
– Кто же их у нас не знает…
– У них!
Прогуливаясь как-то по берегу, Таня сказала:
– И все-таки дома ты здесь, а не там! Родители – самые близкие. Не представляю себе, как возможно в отчем доме находиться на положении гостьи? – Она задумалась, подбирая слова, чтобы ненароком не обидеть подругу. – Как же они тебе позволяют бесцельно проводить время? Девушке из крестьянской семьи начертано ткать, шить, вязать, коров доить, с горшками возиться…
Соня тогда чуть заметно подняла уголок длинной брови, погасила чуть заметную усмешку и ничего не ответила. Затем вдруг резко нагнулась, подняла камушек, и с мальчишеской ловкостью запустила им в зеркальную гладь воды. Глядя на расходившиеся круги, тихо ответила:
– Я этому обучена! Здесь мне это ни к чему… Для них, – она кивнула в сторону села, – я отрезанный ломоть: городская. И чужая! Родственные чувства поддерживаются общением. Родственники без общения – однофамильцы. Для кого я стану ткать, шить, рукодельничать? Жениха мне там ищут, за горами. Мне из этого дома приданого не видать…
– Что-о? – задохнулась Татьяна Николаевна от неожиданных слов подруги. Она вспомнила картины жарких споров кружковцев в библиотеке, витиеватые фразы словоохотливых книжников. Их-то можно понять, но чтобы такое услышать в дремучей глуши и от деревенской девушки? Недооценила она эту загадочную натуру.
А Соня как ни в чем не бывало, кивнула