Эрнест Хемингуэй. Обратная сторона праздника. Первая полная биография. Мэри Дирборн

интерес к Стайн, ее творчеству и беседам с ней почти сразу. Потом, пожалуй неизбежно, он напишет: «Я всегда хотел трахнуть ее, и она об этом знала – это было хорошее здоровое чувство». Но помимо описания ее «прекрасных, густых, живых иммигрантских волос» («Праздник, который всегда с тобой») ничего антисемитского не проникало в разговоры о ней. Во время их второй встречи, когда Стайн и Токлас посетили квартиру на улице кардинала Лемуана, Стайн, устроившись на кровати Хемингуэев, стоявшей на полу без каркаса, прочла стихи Хемингуэя и часть военного романа, начатого им в Чикаго год назад. Она назвала стихи «непосредственными и киплинговскими», но призналась, что невысокого мнения о романе – эту точку зрения Эрнест тоже начнет разделять. Гертруда прочитала «В Мичигане», красочный рассказ о первом сексуальном опыте девушки, и назвала его inaccrochable – точно так же, как называют картины, которые нельзя показывать. И хотя Хемингуэй несколько раз повторил это выражение, он, по-видимому, считал, что оно раскрывает ханжескую суть Стайн и в целом не имеет значения. Последнее, возможно, было правдой, однако можно утверждать, что Стайн льстила Хемингуэю, разговаривая с ним на равных, как профессионал с профессионалом, и советуя не тратить время на произведения, которые нельзя печатать. «В этом нет никакого смысла», – сказала она с раздражением, когда Эрнест признался, что использует только те слова, которые люди говорят на самом деле.

      И все же Хемингуэй многому научился у Стайн. В письме Биллу Смиту, с похвалой ее литераторскому стилю, он высоко оценивает и ее редакторские навыки: «Всегда может сказать тебе, что не так с текстом, когда ты ничего не понимаешь, кроме того, что что-то не так. Она говорит мне чистую правду». Той весной и летом он часто навещал Гертруду и Элис, обычно без Хэдли, и доверительно сообщал Андерсону: «Мы с Гертрудой Стайн как братья». В конце того же письма Эрнест добавлял: «Мы любим Гертруду Стайн». Гертруда, со своей стороны, сказала Андерсону: «Он очаровательный парень, и я учу его постригать жене волосы». Гертруда, скорее всего, не знала о пристрастии Хемингуэя к волосам и не догадывалась, насколько томительно-мучительным для него это будет.

      Она дала ему совет, который он не подвергал сомнению: Эрнесту нужно оставить журналистику, если он хочет быть писателем. В 1922 году репортерская работа отнимала почти все его время; он отправлял в «Торонто стар» по две статьи в неделю, каждый день или (чаще) раз в неделю. Он писал о рыбалке в испанском Виго, покупательской стоимости немецкой марки, путешествии в Швейцарию и т. п. – все, о чем он мог написать в Париже, черпая сведения из предыдущих поездок или новостей, о которых читал в местных газетах. В конце апреля Эрнест впервые отправился в качестве репортера в Геную, на международную конференцию, посвященную европейской экономике и отношениям Запада с Россией после Первой мировой войны. Хемингуэй дал пятнадцать заметок о конференции, которая продлилась до мая. Там он познакомился с несколькими журналистами и лучше узнал