В Льеже Элиза покупала пряности, изюм и цукаты, для выпечки. Она всегда привозила детям подарки. Женщина заходила в писчебумажную лавку, у вокзала, где по дешевке продавали довоенные номера детских журналов. Элиза разглядывала еще не выцветшие рисунки. Здесь не было войны и депортаций, нацистских флагов, танков и артиллерии. Она смотрела на детей, в скаутской форме, на фотографии пляжа в Остенде, на яхты и лодки:
– Виллем катал меня, на лодке, когда мы с папой и мамой на море отдыхали… – Элиза сглатывала слезы, – Господи, дай моим родителям жизнь вечную, в садах Твоих. И прости меня, прости… – в Мон-Сен-Мартене она призналась в своем грехе на первой исповеди. Элиза понимала, что ее отлучат от церкви. Иначе ни один священник не поступил бы. Даже война не оправдывала ее поведения.
Элиза стояла на маленькой кухоньке, над плитой, слушая шипение газа. Перевернув лопаточкой жарящийся хлеб, она переступила босыми, нежными ногами по деревянным половицам. Эмиль спал. Он улыбался, обнимая ее, уткнувшись лицом куда-то в плечо:
– Я и в шахте днем сплю, любовь моя. Мы все так делаем. Главная работа по ночам случается… – Элиза не навещала заброшенную шахту, в десяти километрах от Мон-Сен-Мартена, в глубине гор, где размещалась база отряда Монаха. Такие прогулки были опасны, по лесу шныряли гестаповские патрули. У Монаха, в Арденнах, было две сотни человек, разбросанных по нескольким подобным выработанным шахтам:
– И вообще… – Эмиль накрыл ее тонким, протертым одеялом, – я и до войны привык днем спать, после больничных дежурств… – впервые Элиза увидела его летом, через неделю после того, как появилась в городке.
Документов у нее не имелось. Элиза с близнецами и Маргаритой скрывались в подвале больницы, в кладовой. У мальчишек были метрики близнецов Мерсье, но, прежде чем идти в гестапо, на регистрацию, Элизе требовалось обзавестись паспортом. Доктор Лануа сказал, что ее будут ждать в полночь, у старого, каменного моста, где в прошлом веке стоял охотничий дом де ла Марков.
– Человек из Сопротивления… – добавил доктор, – он вас узнает, не беспокойтесь… – Лануа замялся, – он здешний. Видел вас, до войны… – тихой, звездной ночью, уложив детей, она выскользнула из больницы через черный ход. Элиза пробралась задворками поселка к восточной дороге, ведущей на холм, к развалинам замка, и оттуда, в горы. Она почти бежала, оглядываясь на тусклые огни Мон-Сен-Мартена, на мощные прожекторы, освещающие терриконы шахт. Работа шла в три смены. По городку развесили плакаты о стратегической важности предприятия. Рейху требовались уголь и сталь. Поднимаясь наверх, Элиза вглядывалась в далекие очертания сталелитейного завода, на берегу Мааса. При жизни отца рабочих на завод