– Москву скоро начнут бомбить. Может быть, и хорошо, что мы уезжаем. Тетя Юджиния при налете погибла… – вернувшись из Волголага, Тони прочла о смерти леди Кроу в The Times, в библиотеке, на Лубянке. В разделе некрологов она увидела короткое сообщение о трагической смерти Августы, леди Кроу. Кузен Стивен остался вдовцом, с девочкой, тоже Августой. Тони хмыкнула:
– Я даже не знала, что он обвенчался. Впрочем, я могла и пропустить сообщение… – судя по газете, ни брат, ни Питер еще не женились, но, кажется, были живы. Тони вскинула подбородок:
– Питер, наверное, надеется, что я к нему вернусь. Может быть, я и не дождусь Максима. Если война затянется, мне незачем здесь болтаться. Воронова все равно убьют, не свои, так немцы… – в случае немецкой оккупации России Тони могла не беспокоиться. У нее на руках имелся испанский паспорт. Франко считался союзником Гитлера. Она закурила еще одну папиросу:
– По крайней мере, я окажусь далеко от Воронова. Максим обеспечил мне помощь. Я теперь считаюсь его… – Тони поискала слово, – подругой. Беспокоиться не о чем…
Она потянулась: «Спит. Пусть спит. Сразу видно, у него давно ничего не случалось. Несколько часов меня не отпускал…»
Максим не спал.
Он вспоминал увешанную иконами комнату, на Староконюшенном переулке. Отдав кольцо, матушка погладила Максима по щеке:
– Ты только помни, милый… – она говорила тихо, почти неслышно, – Господь не велел, чтобы ты пожалел… – ему почудился тяжелый вздох, но Максим, уверенно, сказал себе:
– Не пожалею. Тони меня любит… – он предложил матушке помощь, с отъездом из Москвы. Матрона отказалась, сжав детские руки:
– Не надо покидать Москву, милый. Она погорит немного, но победа за нами останется. Мне здесь надо остаться, я нужна… – матушка не сказала, кому. Они сидели рядом, на сундуке. Матрона коснулась его плеча:
– Ты иди, милый… – Максим удивился тому, какая твердая у нее ладонь, – иди, сражайся за Россию… – он даже не успел возразить:
– Так надо, – отозвалась Матрона, – так Господь заповедовал, Максим. Кто ты такой, чтобы с Господом спорить? Нельзя сейчас бежать. Ты за Него сражаешься, – Матрона указала на икону Спасителя, – все, кто сейчас в землю русскую ложится, воины Христовы. Не ихние… – она махнула за окно, – а Христовы. Они правду защищают, и ты тоже… – Максим и не собирался спорить. Он кивнул, заметив тень, на лице матушки:
– Может, и свидимся еще, милый, – на прощание сказала Матрона, – а я за вас помолюсь… – спускаясь по старинной, широкой лестнице, зажав кольцо в ладони, Максим повторял:
– Господь не велел, чтобы ты пожалел. Но я и не пожалею…
– Не пожалею… – не открывая глаз, он напомнил себе, что завтра, перед военкоматом,