Максим вспомнил высокую, черноволосую девочку:
– Она с той, зеленоглазой, в метро ездила. Парашютистка… – Волк, невольно, вздохнул:
– От авиации, кажется, вообще ничего не осталось… – он помнил, что в начале войны, в Польше, немцы в первый день снесли с лица земли аэродромы:
– И в Западном округе так же случилось…
Максим, мимолетно, подумал о братьях Вороновых:
– Товарища комбрига, наверное, разжаловали. Он неплохой человек, если согласился Аарона спасти. В отличие от его брата… – у Волка не было ни малейшего сомнения, что Петр Воронов давно сидит где-нибудь за Волгой.
– Товарищ комбриг, наверное, все равно воюет, пусть и лейтенантом… – он дождался своей очереди. Максим, впервые, подумал, что Антонии может и не быть в Москве:
– Она обещала, – Волк закурил, – обещала, что встретит меня, когда я освобожусь… – пальцы, немного дрожали. Он слушал длинные гудки. Ласковый голос, со знакомым, милым акцентом, проговорил: «Алло!». Волк, облегченно, выдохнул:
– Это я… Я вернулся… – он и не помнил, как вышел из телефонной будки.
Она сказала, что приедет, вечером, на Рогожскую заставу, сказала, что любит его, и отправится с ним, куда угодно:
– Хоть на край света… – сняв кепку, Волк вытер лоб, – Господи, надо в церковь зайти, свечку поставить, поблагодарить. Надеюсь, церкви он еще не закрыл… – Волк слышал в трубке детский смех и звук колес игрушечной машинки. Мальчик был рядом с ней.
– Маленький Володя… – Максим напомнил себе купить вина, и провизии, на несколько дней. Волк решил, что больше в Москве задерживаться не стоит.
– Но сначала кольцо… – выбросив папиросу, он пошел на трамвайную остановку. Максим хотел доехать до Белорусского вокзала, и оттуда добраться до Арбата.
Стальная, выкрашенная в серый цвет створка приоткрылась. На козырек поставили эмалированную кружку. Стены здесь тоже были серыми, по верху шла синяя полоса. Дальше потолок побелили, судя по всему, недавно. Ни трещин, ни пятен на нем не было. Свод сверкал под ярким огнем электрической лампочки. Свет не выключали, все двадцать четыре часа. Окон в камере не имелось.
Анна ожидала, что на Лубянке, за эти пять лет, сделают ремонт, но самого здания ей не показали. Закрытая, черная эмка, встречавшая их на аэродроме, въехала во внутренний двор. Машину подогнали на летное поле с задернутыми шторками. В Темпельхоф их везли на посольском автомобиле. Анна поняла, что Воронов привез для нее фальшивые документы.
Она подозревала, что ее советский паспорт, с орденами и наградным оружием, перекочевал в сейф, в кабинете начальника иностранного отдела. Отдел сейчас назывался первым управлением НКГБ. Начальником, после массовых расстрелов