– Ленин оставил нам великое наследие, а мы, его наследники, всё просрали… – Петр выбросил сигарету в реку. Сталин сказал это после известий о сдаче Минска. В тот же день он подписал приказ о расстреле Кукушки. Когда Горскую только привезли в Москву, Берия, после доклада у Сталина, заметил:
– Нечего тянуть. Она пятнадцать лет болталась на западе. Она тоже агент японцев, американцев. Но надо подождать, пока доставят малолетнюю сучку… – нарком кинул взгляд на календарь:
– Устроим очную ставку, и расстреляем обеих. Она Марту отправила к своим хозяевам, не иначе… – Петр никому не говорил об истинном происхождении Горского:
– Если товарищ Сталин решил этого не делать, то, как я, член партии, должен подчиняться его воле… – они ждали Эйтингона.
Наум Исаакович, и Судоплатов поехали в Цюрих, искать следы Марты Рихтер. Паука, в Америке, тоже поставили в известность о пропавшей девушке. Затруднение было в том, что никто не знал, как выглядит Марта. У товарища Сталина о подобном спрашивать никто бы ни рискнул. Ни одной фотографии они не нашли. Эйтингон и Судоплатов вернулись из Швейцарии с пустыми руками. На ежегодных снимках класса в Институте Монте Роса Марта Рихтер не присутствовала. На бывшей вилле Кукушки не имелось семейных альбомов, а опрашивать соседей было опасно. Не стоило вызывать подозрения к делам «Импорта-Экспорта Рихтера».
Выяснилось, что девушка позвонила адвокату, занимавшемуся документами компании. Марта, правда, не стала говорить, где находится. Узнав о трагической смерти матери, в автокатастрофе, она объяснила, что не сможет приехать на похороны, и повесила трубку. Фрейлейн Рихтер могла звонить, откуда угодно. Никакого способа найти ее по пятиминутному телефонному разговору не существовало. От Паука они тоже не получили ничего обнадеживающего.
– Иголка в стоге сена… – Петр облокотился о нагретый солнцем капот эмки, – мы только знаем, что ей семнадцать лет. У нее швейцарский паспорт на руках, для нее открыт весь мир. Кукушка, наверняка, снабдила ее сведениями о наших резидентах… – Рамзаю, в Японии, сообщать ничего не стали. Петр понимал, что Рамзай тоже под подозрением. Товарищ Сталин хотел отозвать его в Советский Союз:
– Хотел, – Воронов раздул ноздри, – до того, как все началось. Просрали… – он обычно не курил больше одной сигареты подряд, но щелкнул зажигалкой:
– Какая теперь разница? На фронте хаос, неразбериха. Говорят, что передовые отряды немцев видели, чуть ли ни под Смоленском. У страха глаза велики, но все равно… – Марту Рихтер они потеряли. Оставалась, правда, надежда, что Кукушка, оказавшись в руках Воронова с Эйтингоном и специалистов, медиков, что-то расскажет. Петр помнил холодные, серые глаза дочери Горского:
– Она умрет, под пытками, но не сознается, куда делась Марта. Но существуют химические средства… – переезд Петра и семьи в Цюрих, судя