– Но на чай теперь останешься?
Оля закрыла глаза, сжала губы, но уголки губ ее выдавали. В них таилась улыбка.
– А тебе хочется, чтобы я осталась на чай?
– Я хочу того, что ты хочешь, – после паузы сказал я.
– Все это глупости, – наставительно сказала Оля. – Не надо мне оставаться на чай. Погуляли в отпуске – и хватит. Получилось, что хотели – ну и хорошо. Я и так через край хватила, самой стыдно.
– А военные понравились?
– Те, из коридора? – на лице Оли, старающейся говорить безразлично, сама собой засветилась улыбка.
Оля слегка прогнулась, закинув руки за голову, потянулась и посмотрела на меня так, что у меня сладко екнуло внутри.
– Ничего так мальчики.
Потом лукаво взглянула на меня и снова, уже не сдерживаясь, засмеялась.
– Пашка, когда ты вот так пытаешься выведать о мужчинах, которые интересуются мной, ты напоминаешь мне Штирлица, выведывающего тайны у Мюллера.
– Так они тебе понравились?
– Не скажу, – проказливо заулыбалась Оля и эротично провела языком по верхней губе. Потом снова потянулась всем телом, погладила себе грудь и демонстративно пощипала сосочки.
– Пашка, как же мне нравится, когда ты так меня ревнуешь!
– Неужели ревную?
– Ревнуешь! Еще как ревнуешь! – уже откровенно смеялась Оля.
– Несмей, Пашка, меня ревновать! – она легонечко шлепнула подушечками пальцев меня по губам. Я попытался их поцеловать, но она отдернула пальчики.
– Пойду, пройдусь, засиделась что-то.
У самой двери она обернулась. Улыбка хитрой лисички бродила по ее лицу.
– Смотри, Пашка, такими разговорами можешь и разбудить во мне желания всякие разные…
Погрозила мне пальчиком и медленно… даже не вышла, а изящно изогнувшись, выскользнула из двери в коридор.
Когда поезд резко дернулся, я перекатился и проснулся. В окне ярко светила луна. Тени деревьев и домов все медленнее и медленнее пробегали по лунной белизне пустой Олиной постели. Томительно тянулись минуты. Медленно тормозил поезд. Когда он замер, на пустой Олиной подушке остановилось, подрагивая, отражение фонаря. Что-то малопонятное, но жутко информативное, хорошо поставленным булькающим неразборчивым женским голосом говорил громкоговоритель на привокзальной площади. Еще медленнее тянулись минуты стоянки. Стоянка была долгая и, казалось, поезд будет стоять вечно. Когда поезд тронулся и опять резко дернулся, словно от толчка, открылась дверь, и в купе проскользнула Оля. Оказавшись внутри, она совсем тихонько закрыла дверь, сняла халат и завозилась, устраиваясь на своем диване.
– Ты где была?
Оля замерла, а потом тихонечко мурлыкнула:
– Не скажу. Мучайся теперь всю ночь.
Она вдруг наклонилась ко мне через проход, и я ощутил на своей