– Это что было? – отмер я.
– Пашка, говорят, гейши умеют танцем гипнотизировать. Я тоже так хочу научиться! Вот изобретаю такой танец. Выучусь и в гейши пойду! – зафыркала Оля, весело поблескивая глазками.
Оля одернула полы халата и потянулась.
– Как же хорошо никуда не бежать, а просто лежать. Ужасно люблю, когда меня качает поезд. Расслабишься, и иногда возникает ощущение, что я на качелях, а то и вовсе с мужчиной.
Оля смотрела на меня, я смотрел на нее, а солнечные зайчики, отражаясь от стекол окна, наперегонки бежали по ее груди, тут же прячась за полами ее халата. Заметив мой взгляд, Оля снова прогнулась, но теперь уже явно провоцируя меня.
– Мне и сейчас снилось, что я обнаженная, стоя на качелях качаюсь. Прямо в небо улетаю! Только небо, только ветер, только радость впереди! Нет, не только. Еще за мной стоит обнаженный мужчина. Это он обнял меня и мягко всем телом толкает так, что я улетаю прямо в небо. И тут кто-то подобрался ко мне, лизнул мой живот и разбудил меня. Такой сон не досмотрела! И кто это мне всю малину обломал? Кого это я за уши поймала на горячем?
И грудь Оли, и ее тело слегка раскачивались, а в ямочках губ затаилась улыбка. Она взъерошила мне волосы, обдула мое лицо и поцеловала в щеку.
– Ладно, прощаю. Не умею обижаться, когда на меня так влюбленно смотрят.
Оля раздвинула полы халата, выпуская грудь наружу. Она обдувала их с блаженной улыбкой на лице. Затем, словно лишь теперь до нее дошло, что я на нее смотрю, притворно ахнула, запихнула их назад, запахнула халат и даже прижала к груди руки, якобы защищая свою невинно пострадавшую от моих взглядов грудь, и погрозила мне пальчиком.
– Какой же ты, Пашка, бессовестный!
Тут ее взгляд остановился на расстегнутой пуговке халата, под которой белела складочка живота. Та складочка, из которой я так неловко пытался слизнуть капельки и настроение ее мгновенно изменилось.
– Пашка, как же я обожаю, когда ты так заботишься обо мне. Вроде бы мелочь, но я прямо таю от нежности. Хотя на всю дорогу даже тебя не хватит. Давай лучше приоткроем окно.
Я приподнял створку. Ветер стал задувать в купе, унося жару. Он затрепал полы халата и зашевелил кудряшки на ее лбу. Оля блаженно вздохнула и закинула ногу на мои ноги. Забыв и о своей стеснительности, и о моей нахальности, расстегнула пуговки у себя на халате, начала обмахиваться полами халата и обдувать свою грудь. Солнечные зайчики резвой стайкой побежали по холмикам ее грудей, высвечивая сосочки и крохотные полупрозрачные золотистые волосики на ее животе.
– Ах, какое блаженство, ах, какое блаженство знать, что я – совершенство, знать, что я – идеал! – замурлыкала она.
Тут она заметила, как оттопыривает простыню ее почитатель, бурно отреагировавший на устроенное ею представление, и улыбка, прячущаяся в ямочках ее щек, вынырнула и насмешливо засияла на ее лице.
– Ишь, какой охальник. И его впечатлило мое совершенство?
– Впечатлило, –