Малыш и Горемыка. Рассказы. А. И. Трифонов

пребывавшим в томительном ожидании мужикам, и те, отрядив из своей среды особо ловких молодчиков, послали их совершить самую опасную и в то же время очень подлую часть дела. И те совершили её без всяких на то помех, так что уже к вечеру этого же дня часть рукописи «Истории…» находилась в руках Роговицкого.

      И он, сгорая от нетерпения, в неистребимом желании своём скорее посмеяться вместе со своими друзьями над никчёмным, слезливым писателишком, не откладывая дело в долгий ящик, углубился в чтение наконец-то полученной рукописи. Могу ли я передать вам, мои милые государики, всю степень того удивления, разочарования, смущения, наконец, страха – словом, всю ту гамму непередаваемых чувств, которую испытал и, я бы даже сказал, пережил Роговицкий, когда вместо «слабой пьески», которую он рассчитывал увидеть, чтобы уже вскоре затем снова выставить своего ненавистного соседа в самом недостойном, позорном и неприглядном виде перед своими ближайшими соседями и друзьями, он нашёл написанную превосходным языком, объёмистую часть могучего труда по истории родного отечества, и среди прочего он ещё находит некие «Примечания» – скрупулёзную вещь, воочию показывающую, какого титанического труда стоило автору написание этой самой «Истории…»! Именно, в этот-то самый момент Роговицкий с ужасом и понимает, на какого масштаба человека он покусился и чего стоят его копеечные обиды на такого человека. Не знаю, милые мои, устыдился ли он в тот миг своих глупых сборищ, гульбы и пустой болтовни. Ясно одно, что со всей полнотой он теперь осознаёт, какие дела влекли соседа и не давали ему откликнуться с чистым сердцем на его добрососедское приглашение, теперь Роговицкий видит с совершенной очевидностью, что вся его обида на великого деятеля земли русской лишь пошлый его каприз, его, не имеющего никакого представления, с каким человеком он вздумал чваниться и у кого посмел изъять неоценимую часть работы. Но это ещё малая часть всех тех бед, которые теперь с ужасающей силой сваливаются на него, так, среди прочего он неожиданно обнаруживает некую кипу бумаг, оказавшуюся при ближайшем рассмотрении перепиской писателя с государем, и в ней ему попадается на глаза черновой набросок ответа Карамзина государю императору по поводу своевременности проведения реформ, предусматривающих в том числе и вопрос облегчения положения крепостного крестьянства с возможностью его дальнейшего освобождения от крепостной зависимости. Роговицкий со страхом осознаёт, что он вторгся в государственную переписку. В полном смятении он мечется из комнаты в комнату, не понимая, что ему следует предпринять, ведь обратного хода – немедленно вернуть владельцу похищенную у него рукопись, – по-видимому, нет, так как остаётся совершенно неясным, обнаружил ли сосед уже свою потерю или же ещё нет. Смятение Роговицкого продолжается несколько дней, достигая точки кипения, но способа вернуть похищенное так никак и не обнаруживается.