Завершив последние строки моего рассказа, я вздохнул с облегчением, надеясь, что покойный сановник больше не станет досаждать мне каким-либо новым поручением, и намереваясь опубликовать его в неопределённом будущем в каком-нибудь журнале. Но не тут-то было, ближайшей же ночью сухощавый старик вновь ворвался в мой сон. Снисходительно отметив, что я довольно неплохо справился с первой частью предначертанной им мне задачи, он повелел мне уже на следующий день заняться публикацией этого рассказа, причём указал на самый элитный и труднодоступный для авторов журнал. Я попробовал ему объяснить, что вряд ли мне удастся это осуществить в таком известном и популярном у читающей публики журнале, но он и слушать ничего не захотел.
Утром, припомнив очередное навязчивое повеление старика, я возмутился духом против его неотступного насилия не только над моей волей, но даже и над самой моей личностью. Видимо, память моя притупилась, сгладив неприятные воспоминания от прошлых ночных моих кошмаров и сопровождавших их мучительных для меня их телесных проявлений, создаваемых и наводимых на меня несносным стариком. И когда пришло время сна и едва он только смежил мои веки, мучитель объявился сразу же, без промедления и, нехорошо улыбаясь, прошамкал своим беззубым ртом: «Вы, видно, забыли, милостивый государь, мои возможности, так я вам о них напомню!» С этими словами он внезапно исчез, растворившись в зеленоватом сумраке, сгустившемся в отдалении, а через некоторое время, которое я провёл в жутком беспокойстве, беспрестанно оглядываясь по сторонам и не зная, откуда ждать мне напасть, приготовленную мне несносным, мстительным стариком, до меня донёсся многоголосый собачий лай.
Этот тонкий заливистый лай во мгновение ока породил во мне удушающий испуг, лай быстро нарастал, и я вскоре разглядел в отдалённом, туманном сгущении яростно мчавшуюся ко мне на большой скорости собачью стаю. Сердце моё сжалось в предчувствии неминуемой беды, я вгляделся в быстро, с каждой секундой приближающийся ко мне комок и различил не менее двадцати свирепых псов. То есть, конечно же, это была стая собачьих скелетов, и позади неё на скелете лошади скакал безумный старик, в котором я было признал злющего Николая Михайловича.
– Что это вы собираетесь делать, Николай Михайлович, а ещё вас считают благородным, сердечным человеком! – крикнул я каким-то постыдно просящим, срывным голосом, дрожа от испуга.
– И никакой я вам не Николай