– Да к тому же я не мог бы долго оставаться у вас это лето, – продолжал он, – твои родители, пожалуй, будут этому противиться.
– Кто тебе сказал? – спросила я.
– Меня предупредил об этом вотчим.
– Какие глупости! – воскликнула я. – Почему?
– Потому что тебе уже скоро 16 лет.
– А чему мешают мои 16 лет? Это папа все чего-то боится, – сказала я с досадой. – Он одно время придирался к Соне и к Поливанову, но мама все уладила, так и теперь будет.
Я не хотела портить нашего первого свидания какой-либо неприятностью и переменила разговор.
– Но, ведь, ты погостишь у нас теперь? – спросила я, улыбаясь.
– Конечно. Вячеслав Иванович остается в Москве недели две, и я с ним; я так рад, что сдал трудный экзамен и опять попал к вам.
– А я как ждала тебя, – сказала я, – ты сильно опоздал с приездом.
– У вотчима были дела в Петербурге, и я дожидался его, и не писал тебе, потому что почти ежедневно собирались в дорогу.
– Кузминский. иди скорее, – послышался голос Саши, – будем в чехарду играть, посмотри, какая прямая, торная дорожка!
Мы порядочно отстали от всех и побежали догонять их. Я присоединилась к сестрам. Клавдия шла стороною, и я заметила, что у нее были заплаканные глаза.
– Клавочка, что с тобой? – спросила я. – Чего ты плакала?
– Так, ничего, – отвечала она, потупя глаза.
Мне стало жаль ее, я понимала, что это брат чем-то огорчил ее. Я молча обняла ее и так шла с ней.
– Я, может быть, могу помочь тебе? – сказала я тихо.
– Вы знаете, Танечка, – начала она, – ведь Александр провел вчера целый вечер у Мартыновых и сегодня только и говорит о Юленьке. Его опять звали туда, и он хочет идти.
– Я не пущу его! Он не пойдет, – сказала я решительно. – Приехал Кузминский, мы будем петь, разговаривать, сидеть все вместе. Не горюй, – утешала я ее. – Он намедни, когда ты ушла, так хвалил тебя.
– Неужели? – улыбаясь сквозь слезы, говорила Клавочка.
– Да, да, но будь веселой, не кисни, пойдем бегать в горелки, я сейчас устрою на этой лужайке.
И мы побежали созывать всех на игру. Я успела шепнуть брату на ухо, чтобы он стал в паре с Клавдией. Он только кивнул мне головой.
Кузминский остался у нас в Покровском, а вотчим его уехал в Москву.
Погода все дни стояла сухая и ясная. Не думая о предстоящей разлуке, мы всецело пользовались нашей молодой жизнью, как будто все сговорились быть дружными и веселыми.
По воскресеньям к нам обыкновенно приезжала на весь день семья Перфильевых, наших хороших знакомых. За столом нас сидело около 20 человек. Генерал сидел около папа, и у них шел серьезный разговор, а мы все приумолкли, когда вдруг тишина и чинность стола была нарушена: меньшой сын Перфильевых, 14-летний Саша, был недоразвитой, наивный мальчик. Он сидел около Сони, все время умильно глядя на нее. Вдруг взяв рукав ее платья, он стал усиленно перебирать его пальцами. Соня конфузливо улыбалась, не зная что