– Что это за письмо ты держишь в руках? – спросила меня мать.
– Это я вам хотела показать, я получила сегодня от маленького Пако (маленький – прозвище, в отличие от отца). Вот это письмо. Он мне делает предложение, – торжественно объявила я.
– Как? тебе предложение! Тебе еще 16-ти лет нет, – сказала мама строгим голосом.
– Ну вот вы уже сердитесь, мама; вы мне скажите, что мне ответить надо?
– Как, что ответить? Ничего.
– Да вы прочтите, как он мне жалостно пишет; а потом написал чудные стихи, акростих на мое имя.
Мама взяла письмо и вслух прочла его, так что я слышала его во второй раз: «Je vous l'avouerai fran-chement, que vous ne pouvez vous faire une idee de ce qui se passe et dans ma tete et dans mon coeur depuis votre depart».[15].
«Осиротел я без вас и каждый день считаю, сколько остается дней до вашего приезда».
– А теперь читайте акростих, – сказала я. Мама начала чтение.
Tu as quelque chose de seduisant,
Adorable et belle, espiegle enfant.
Tu chantes mieux q'un rossignol,
Il у a en toi quelque chose d'espagnol!
Ah, si tu pouvais etre toujours gaie,
Nous embrasser par ta gaiete,
Ah, tel est mon souhait.[16].
Несмотря на сон Володи, послышался неудержимый смех мама. Так смеются только любящие матери.
– Мама, что же тут смешного? – обиженно спросила я, не понимая тогда всю прелесть ее смеха. – Вам не стоит показывать письма, вам все смешно. Очень хорошие стихи. Вот и все. А посмотрите, что написано в конце письма. – Я повернула с нетерпением страницу, и мать прочла: – «Pouvez-vous faire mon bonheur eternel?»[17]. – Вы понимаете, мама, что он мне сделал предложение?
– Как я могу понять такой вздор. Тебе надо об уроках думать, а не о женихах.
– Теперь вакация, да я и не думаю о них, – сказала я. – Ну чем же я виновата? А какой акростих хороший, правда? Ну, мама, будьте веселая, добрая, вы все недовольны, – говорила я, целуя ей руку и подвигаясь к ней.
– Таня, – ласково заговорила мама: – Ведь он такую чушь пишет. Ну, что в тебе испанского? Скажи, пожалуйста.
– А я качучу с кастаньетами танцевала, помните, когда дядя Костя играл?
– Не помню, – отвечала мама.
– Что же мне отвечать ему? – спросила я.
– Я сама ему отвечу.
– Вы откажете ему, а он обидится. Мама улыбнулась.
– А Саша как же? – спросила она.
– Да так. Что же Саша. Я его очень люблю. А того как же? Я не могу его обидеть, мне его очень жаль.
– Да нельзя же так, – сказала мама, – ну, да ты не беспокойся, я его не обижу, а теперь поздно, ступай спать. Да смотри, не болтай про Соню.
– Вы не сердитесь, мама, – сказала я, целуя ее, – я так хотела поговорить с вами, а теперь прощайте.
И я убежала к себе в комнату, оставив мама с ее заботами и мыслями о старших сестрах.
Лев Николаевич, узнав о предложении Пако и мой разговор с матерью, постоянно дразнил меня, спрашивая:
– Pouvez-vous faire mon bonheur eternel? А я сердилась и не слушала его.
Через три дня мы были в Ясной Поляне, где нас ожидали. В этот раз все было готово: и комната,