Стройный поджарый жеребчик мотнул головой и обдал мелкими брызгами, слетевшими с влажной морды. Вернувшись под навес и взгромоздив на спину коня скрипучее деревянное седло, тутун без желания и не с первого раза – дважды не попав в стремя – поднялся в него. Попытавшись сесть поудобнее, привычно проверил, где пояс и насколько свободна сабля в ножнах. Было как надо, но… не все, не было четкой цели, куда и зачем поехать. У него не было даже слуги, чтобы приказать что-нибудь выведать. Он словно ждал пробуждения в себе чего-то необычного, что происходит не каждый день, и оставался в сомнениях.
Ждал и боялся, отчетливо понимая, что, еще шаг в сторону дувала, ворот ночлежки, и возврата к старому больше не будет.
Чувствуя, как напрягается одеревеневшее тело, выравниваются мысли, переставая метаться стаей перепуганных птиц, завидевших тень парящего коршуна, словно бы медленнее и размереннее, начинает пульсировать кровь в набухающих венах, рука тутуна, словно на пробу, сама по себе тронула несколько раз саблю и накрепко стиснула рукоять.
Не отдавая полного отчета, он был готов к любой неожиданности и мысленно сделал шаг, казавшийся только что невозможным.
Рассвет после южной ночи выдалось тихим, звуки слышались громче обычного. Со стен крепости, брызгая искрами, падали факелы. Доносился зовущий звон сабель; они зло скрежетали, скользя одна по жалу другой, без труда позволяя определять, на чьей стороне преимущество и победа. Этот магический шум яростной битвы – не надо видеть, достаточно слышать и воображать!.. Падали воины, обрывая последние вскрики глухим ударом тела о землю, похожим на шлепок ладони о холку коня.
От реки, из тюркских поселений, накатывалась волна еще более дикого и страшного рева, ликующего и мстительного. В полумраке она накрыла взбудораженную китайскую часть городища, раздирая уплотнившийся душный воздух предсмертным ужасом, стонами и проклятьями.
– Что вам надо, в чем наша вина? Пощадите! За что?
– О, Небо, где мои дети? – отчаянно кричала полуодетая, растрепанная женщина на сносях, размахивая руками. – Где мои девочки? Их затоптали конями?.. Кто видел двух рыженьких толстеньких девочек?
Конь тутуна отпрянул от этой женщины, огненно-рыжей, с обнаженным толстым плечом и вывалившейся грудью. Тутун укоротил повод, склонившись, успокаивающе пошлепал коня по морде.
– Но, но, стоять! – сказал он при этом строго и грустно, и снова прислушался к дальним шумам.
Конь подрагивал, перебирал тонкими ногами.
– Успеешь, успеешь! – успокаивал его тутун, пытаясь успокоиться сам, что было не просто, не понимая сути происходящего, их цель и задачи, которые он понимал, как четко спланированные, имеющие свою власть и предназначение на кого нападать и кого побеждать.
– Что вы делаете?