– Сбежали… Конечно, сбежали. – Голос его стал хриплым от злости. – В моем поселении к восставшим сбежал каждый третий раб и почти каждый четвертый слуга. Жен побросали, детей побросали. Прикажи доставить его в поселение. Как разбойнику, отрубят руки, потом повесят.
По всему, офицер был согласен, и старшина властно распорядился:
– Где его овцы? Гоните следом.
По дряблым впалым щекам Ишана текли слезы. Ему связали за спиной руки. Стоя на коленях, Ишан кланялся в ноги офицеру, бился лбом о каменный пол пещеры. Переживая за овец больше, чем за себя, жалобно умолял не трогать, не уводить никуда, не выгонять на ветер и дождь.
Беспомощного старика подняли грубыми рывком, заставив вскрикнуть от боли в руках, повели к выходу.
– Вот она справедливость! Пропал я совсем, Гудулу, не сердись, что долг не вернул.
– Как не вернул! – громко, словно бы удивившись, произнес Гудулу, сумев сдернуть с крюка пояс и набросить на плечо так, что сабля оказалась на груди под нужной рукой. – Ты сказал: тутун, забирай десять овечек, я сказал – забираю, Ишан. Как не вернул? Эй, офицер, овцы, как видишь, мои, ты слышал.
– Отправляйся своей дорогой, тутун. Тутун он! – сердился старшина. – У тебя и чина нашего нет, тюркский продолжаешь носить. Но здесь не Маньчжурская армия! Или связать и тебя? – Он самодовольно усмехался.
– Свяжи, толстокожий чиновник, свяжи! – Гнев ударил тутуну в голову, глаза наполнились кровью, и он бешено закричал, наступая на старшину: – Отпусти старика – он ни в чем невиновен! Мой тюркский чин тебя задевает?
– Тутун, ищешь ссоры? – глухо спросил офицер, уже сожалея, что допустил оплошность, позволив тюрку вооружиться.
– Почему не затеять, когда воина оскорбляет невежда-чиновник? – Гудулу с вызовом усмехнулся.
– У тебя больше нет важных дел, с которыми ты спешил в Чаньань?
– Пропадет старик, пропадет мой долг, – произнес Гудулу. – Как я могу позволить себя обокрасть, господин офицер?
– Задержите тутуна! – приказал офицер. – Боюсь, старшина прав, он совсем не в Чаньань разогнался.
Три воина, только что державшие тутуна за локти, снова смело шагнули в его сторону.
Гудулу, вытащив медленно из ножен саблю, отбросив пояс, сказал:
– Я готов, нападайте, дорожные крысы.
– Тутун Гудулу, ты поступаешь противозаконно, – сухо напомнил офицер.
– Что поделать, я – воин, и на меня нападают!
Ударом кулака оглушив стража, рядом с Ишаном, Гудулу быстрым движением сабли разрезал веревку на его руках и шепнул:
– Выбей факел у слуги старшины и затихни.
– Прикончат, тутун! Плюнь на Ишана, не брал я овечек, Небом клянусь, убегай!
– Поздно, Ишан, – перебрасывая саблю из одной руки в другую, ответил Гудулу.
Три выставленные острия приближались к тутуну, вынуждая пятиться к стене.
*