Старик сердился уже только на себя, свою одинокую жизнь, непослушных детей. Он ворчал на весь мир, бестолкового тутуна, задумавшего черт знает что, и глупый тюркский бунт. На китайцев и стражей, обирающих его безжалостно. Но бросал и бросал в жаркий костер сухие коренья, толстые сучья, заботясь о госте, пока не взорвался диким, испуганным криком, разбудив Гудулу.
8.Схватка в пещере
Начинался рассвет. Бесцеремонно вышибив жалкую преграду, в пещеру ворвались, разъездные китайские стражи во главе с офицером. Было их пятеро. Следом вошли китайский старшина-чиновник и слуга. В руках слуги горел факел.
– Я снова приехал, старый разбойник! – напористо шел на перепуганного Ишана китайский офицер, выставив саблю. – Чей конь под навесом? За старое взялся? Где твои сыновья? Где прячешь украденных прошлой ночью овец?
– Какие овечки? Какой Ишан разбойник? Зачем тебе дети? – отстраняясь от сабли, упершейся в грудь, отступая вглубь пещеры, испуганно бормотал Ишан.
– А это что? Что это? – закричал возмущенно старшина-китаец, рукоятью плетки тыча в сырую овечью шкуру, висящую на жерди. – Вот она! Отметки не узнаю?
Напористо набежав и размашисто, со всего плеча ударив Ишана плеткой, он закричал громче:
– Где остальные: пять овечек у меня пропало за две последние ночи! Да что же такое: крадут и крадут! Кто у нас тут разбойничать начал? В армии недобор, никакими посулами не заманишь, а в чужие загоны – мы первые!
– Не крал я твоих овечек, достойнейший, – оправдывался испуганно Ишан. – Стар я ночами по чужим загонам шастать, у меня своих десять голов.
– Шкура с тавром у всех перед глазами, а он говорит, не крал! – сердился китаец, охаживая Ишана плеткой.
Ишан терпеливо сносил злые удары, почти не уклонялся, чтобы не злить старшину, лишь закрывал лицо руками.
– Где сыновья? Выросли на нашу голову. Второй год о них говорят плохое. Почему, как я требовал, не привел для отправки в армию? Что, тебя забирать?
– Нет сыновей давно. Давно куда-то уехали. Месяц почти, что им отец? – оправдывался Ишан.
– Не в Ордос ли подались? – строго спросил страж-офицер. – Сейчас все бродяги-разбойники, уклоняясь от армии, к тюркам бегут. – Заметив спящего тутуна, грозно просил: – Это кто развалился? Кони под навесом его? А ну, поднимайся! – Сабля китайца теперь уперлась в грудь приподнявшегося на локте, плохо соображающего спросонья Гудулу. – Ты кто? Кто такой? А-аа, кажется, тюрк! Откуда здесь? Почему на тебе форма офицера полевой Маньчжурской армии?
– Если узнаешь форму китайского офицера, тогда почему тычешь саблей? – усмехнулся Гудулу. – Я могу рассердиться.
– Ты тюрк, мне не до шуток. Обыскать! Отобрать оружие!
– Попробуй! – Перекатившись на другой бок, тутун оказался на ногах, поняв, к досаде, что стоит безоружным, поскольку пояс с кинжалом